Бывают дети-зигзаги
Шрифт:
И им, и мне стало страшновато. Зоара поглубже забилась в коляску. Я чувствовал, каково было ему и каково ей, как на этой пустой дороге вдруг обострились в каждом его предназначение и его одиночество, и что-то в ней восстало против него, и что-то в нем возмутилось ею… Рука Зоары нащупала его руку, но отец сжал губы и сердито отдернул ее. Ведь водить мотоцикл одной рукой запрещено.
— Теперь надо ехать, — прошептал Феликс, — чтобы успевать вернуться до утра. Чтобы успевать забирать подарок.
— Куда? — удивилась Лола. — Мне холодно. Поехали домой.
— Туда. На гору.
Лола изумленно воззрилась на него:
— Туда? Ты представляешь, сколько времени это займет? Это же у самой границы.
— Надо, —
— Феликс! — взмолилась Лола. — Мы не успеем. Твой драндулет развалится по дороге!
— Один час — и мы там. Феликс обещает!
Тюремные псы проснулись от этой перебранки и учуяли нас с Феликсом. Они рвались с привязей и лаяли до хрипоты.
— Ты считаешь, что можешь решать за меня? Ты всегда так считал, да?
— А ты никогда не слушала! Если бы ты меня слушала, ты бы…
— Ты всегда все знаешь лучше всех! Как мне одеваться, в каком спектакле играть! Ах, какие мы важные, какие мы умные!
— О’кей, я действительно знаваю лучше, — хихикнул Феликс, изящно отступив в сторону. — Я даже знаваю, о чем ты думаешь!
— Да что ты говоришь! — взвилась Лола. — Ну скажи тогда, о чем!
— Ты думаешь, вон то дерево там, — Феликс показал пальцем на буйные заросли кустов посреди рощи, — оно настоящее.
— А оно разве нет? — влез я.
— Ты ведь так думаешь, Лоли, а?
— Ну что ты там спрятал? Еще один сюрприз? Господи, Феликс, ну когда ты повзрослеешь?
Я не стал дослушивать. Бросился туда со всех ног.
И, уже подбегая, заметил, что там что-то специально забросано ветками, что-то большое, просто огромное. Принялся раскидывать ветки. И глазам своим не поверил, когда увидел.
Сначала показалась сверкающая черная дверь, потом левое колесо с толстой шиной специально для езды по пустыне, и наконец — закругленное крыло, в войну перечеркнутое белой полосой.
Я опустился на колени. Жемчужина моя. Наша.
Я открыл дверь. Все мне тут было знакомо, частица меня жила в этой машине, и на меня вдруг нахлынуло такое чувство, как в последних кадрах «Лесси», когда она возвращается домой. Я уселся на переднее пассажирское сиденье, прижался к нему щекой. Где она пропадала, кто ездил на ней? Помнит ли она меня?
В окно заглянул Феликс:
— Ну, что ты теперь говоришь о своем дедушке?
— Откуда ты ее?.. Как?..
— Я думал, что, если мы начинали путешествие на «бугатти», его надо заканчивать только на «амбер»! Это стиль.
— Но ты… Ты ведь знаешь, что она была наша?
Феликс усмехнулся, обнимая подошедшую Лолу за плечи:
— Волшебник! Так всегда говорят про Феликса.
— Махина экс деус [34] , — сказала Лола на своем театральном языке, а потом попросила рассказать, что это за машина.
Ну я и рассказал.
— Наш господин отец не пускал ее из двора, — усмехнулся Феликс, — ты представляешь, Лоли? Машина это или стекло-фарфор?
Он сел на водительское сиденье, Лола назад. Бесполезно было расспрашивать Феликса, где он разыскал Жемчужину, — он и куда менее чудесные свои поступки предпочитает окутывать тайной. Да и какая мне разница? Не всякое знание — сила. Луч прожектора хлестнул по нам. Охранники сделались назойливыми, как собаки. Наверное, решили, что мы тут пытаемся организовать побег. Внутри что-то прогнусавил громкоговоритель. Мы с Феликсом переглянулись. Похоже, и у него по спине забегали мурашки. Я еле заметно кивнул. Феликс завел машину. Мотор трижды тихонько кашлянул — по этому скромному кашлю и не догадаешься о шести цилиндрах, — и Жемчужина тут же вздрогнула, как спящая красавица от поцелуя, и ожила, Феликс опустил ручной тормоз, дал газу, и толстые шины, на которых, возможно, раскатывал еще генерал Монтгомери [35] , воюя с Роммелем [36] , с ревом оторвались от песка, разбрасывая его в стороны.
34
Махина экс деус — Лола Чиперола перефразирует латинское выражение «деус экс махина» (deus ex machina), буквально — «бог из машины», означающее неожиданную развязку ситуации с привлечением внешнего, ранее не действовавшего фактора.
35
Бернард Лоу Монтгомери (1887–1976) — британский фельдмаршал, военачальник времен Второй мировой войны.
36
Эрвин Роммель (1891–1944) — немецкий генерал-фельдмаршал и командующий войсками нацистского блока в Северной Африке.
И мы пустились в путь.
Не по основной дороге. Полями и окольными тропами.
— Хочешь чутку порулить?
— Что ты сказал?
— Ты хочешь порулить? Вот что я сказал.
Хочу ли я порулить?
— Феликс! — Моя бабушка вытянула с заднего сиденья острый указательный палец. — Оставь свои глупости!
— Дай ребенку порулить! Полиции нет. Людей нет. Чем плохо? Он уже руливал поездом!
— Лола, ну чуть-чуть! — заныл я.
— Феликс — только если ты будешь придерживать руль. И вообще, не нравится мне эта затея.
Феликс подмигнул мне. Мы остановились. Поменялись местами. Я с трудом доставал до педалей. Нажал на газ. Жемчужина рванулась вперед. Сколько в ней силы! Я притормозил, перешел на вторую передачу. Она слушалась меня, она узнала меня, я знал, как вести себя с ней, это знание было у меня в крови, ручка коробки передач удобно ложилась в ладонь — а ведь когда-то она казалась слишком большой… Пожалуй, я мог бы давать уроки вождения Маутнеру. А что сказал бы отец, если б меня увидел? Да он с ума сойдет, если я ему расскажу. Может, лучше не говорить? Бабушка моя сзади причитала то «Нуну! Нуну!», то «Феликс! Феликс!». Я приминал колючие заросли, огибал крупные камни, я наконец понял, как подкручивать руль вправо-влево, чтобы машина держалась прямо, и во лбу у меня уже загорелась знакомая точка, и я что есть силы нажал на газ — взлететь, взвиться в воздух…
Нет. Я остановился. За секунду до взрыва успел удержать себя. Однажды я уже потерял Жемчужину из-за собственной глупости. Я не сделаю этого снова.
— Твоя очередь. — Я уступил место Феликсу.
— И все? — изумился он. — Я-то думал, ты едешь до самой горы.
— Нет. Хватит. Мне хватит, правда. Спасибо.
Лола протянула мне руку с заднего сиденья:
— Иди ко мне.
Я перебрался назад и прижался к ней. Мне было хорошо. Словно я исправил что-то. Победил себя. Феликс по-прежнему смотрел на меня в зеркало заднего вида с легким разочарованием. Лола царственным своим голосом, каким она когда-то бросила таксисту «Счет пришлите в театр!», повелела: «К Лунной горе!» Феликс шмыгнул носом и нажал на газ.
ГЛАВА 27
ПУСТОЙ ДОМ
Мягко и бесшумно машина скользила в ночи. По радио пели по-английски, Феликс вел машину, а Лола простерла над нами свой сиреневый шарф — мой сиреневый шарф, мы с ней вдвоем вполне под ним уместились. Мы говорили шепотом: хотели поговорить тет-а-тет (как это называет Габи). Ну, и чтобы Феликсу не мешать.
— Спрашивай, Нуну, — сказала она мне, — спрашивай меня о чем хочешь. Мы столько времени потратили впустую. Спрашивай, мне очень хочется тебе ответить.