Бывшая Ленина

Идиатуллин Шамиль

Какая Лена, хотела спросить Оксана, но решила, что не время, поэтому осторожно заметила:

– Так правильно же, в принципе.

– В принципе-то, любая мысль правильна, если вовремя ее остановить и обрезать как надо. А не начинать: «Мне такие специалисты не нужны, мне нужна нормальная конструктивная работа, не хотите работать – пишите заявление, найдете себе новое место, где можно вот так спихивать, а искать не хотите – помогу волчий билет оформить».

– А, – сказала Оксана.

– Да мне и без «а» хватило бы. Мальчика нашел.

– В

смысле, понятно, чего он на психе таком. Вы же ему отвечали что-то, правильно? А он просил как раз скандалы и демарши не устраивать, и вообще темы до заседания не касаться, и чтобы все помалкивали. Видимо, надеется, что все само рассосется – или пообещали ему так. И тут вы с записочкой. Да еще с перспективами суда. С Гусаком-то судиться – это да, это здоровое такое мероприятие.

Митрофанов ухмыльнулся. Оксана продолжила:

– Он Ираиду бедную так накрутил, она меня аж в телеге посланиями закидала, конспираторша: типа шеф в бешенстве, Митрофанов заяву написал, беги спасай.

– Да не надо спасать никого, – сказал Митрофанов лениво. – Город надо спасать, но вы этим заниматься не собираетесь.

– А кто этим займется?

– Да уж не я.

– Ну почему же.

– Потому что я уволился.

– Да ладно, – возразила Оксана и хлопнула по файлику. – Вот ваше заявление, я визу не поставила, без нее рассмотрению не подлежит. Вы болеете, вон, в нос говорите, слышу же – корпоратив и по вам ударил, так?

Она мучительным усилием заставила себя обойтись без паузы и пронзительного вглядывания в лицо Митрофанова. Оно, впрочем, было спокойным, и не было в нем ни непростительной иронии, ни постыдного уныния. Усталость была и злости немножко. Но это нормальное мужское сочетание, если с силой в комплекте. Сила вроде была. В комплекте.

– И слава богу, что ударил. Вонищу не чувствую. Хороший вариант для всего города, кстати – всегда с насморком ходить. Может, и впрямь лучше на курорт не ехать – вылечусь, а как тут дальше жить, если лучше не будет?

– Так пусть будет, – сказала Оксана настойчиво. – Сейчас идите в поликлинику, больничный оформите, больного никто не уволит.

– Ой ли.

– Если что, не в том, так в этом смысле на болезнь сошлемся – мол, вы потому на рожон и полезли, что под температурой.

– Оксана Викторовна, пожалуйста, не надо меня унижать, – попросил Митрофанов, чуть изменившись в лице.

Ох и гордый, подумала Оксана и вскинула руки, сдаваясь, – и демонстративно, и всерьез.

– Упаси меня бог. Но, Данил, исправлять-то все равно надо. Ты не исправишь, я не исправлю – кто исправит-то, если глава не может?

– Теперь мы на «ты»? – поинтересовался Митрофанов, не дождавшись ответа, всмотрелся в Оксану и уточнил: – Теперь мы всемогущи?

Оксана честно подумала и призналась:

– Нет. Но жить-то хочется. Значит, придумать что-то надо.

Митрофанов так шевельнул челюстью, что стало понятно – сейчас предложит: «Вот и придумывай, но без меня». Но сдержался и спросил почти деловито:

– Что, например?

– Да господи, вариантов куча. Всегда же придумывается что-то, тем более когда об экологии речь. Помнишь, в девяностые депутаты продвигали проект захоронения мировых ядерных отходов в России? Территория огромная, не жалко, пускай сюда везут, платят. Но не разрешили же. Потому что мы не свалка.

– Здрасьте.

– В смысле?

– Что «в смысле»? Сорок лет замечательно ввозили, безо всяких. Просто формулировку изменили в законе – и привет. Потом официально перестали, но на самом деле – фиг его знает. Это предмет гостайны. А гостайна, сама понимаешь, бывает только там, где есть что скрывать. Мы – свалка. Для них мы – свалка. Запомни.

– Для кого, для иностранцев?

– И для тех, кто им разрешает.

– Ну и… что делать? – спросила Оксана растерянно. И замерла. Она на самом деле ждала ответа от этого человека, которого еще неделю назад считала едва ли не самым бессмысленным и серым куском окружающего мира.

– Во-от, – протянул Митрофанов, строго рассматривая Оксану. – Я работу потерял, простыл, живу в центре свалки, дочь уехала, жена бесит. Что делать – накатить.

– Здесь не надо, – сказала Оксана.

– Что так?

– Работа рядом.

– У тебя, – уточнил Митрофанов.

– У меня и водка есть. Дома, я ж говорила.

– Дома и у меня есть. Я ж говорил.

– И чего здесь сидишь?

– В смысле?

– Водка есть, жена есть. Еще варианты есть.

– Черт, давно надо было уволиться, – сказал Митрофанов с удовольствием.

– Так что делаем? – деловито спросила Оксана.

Митрофанов посмотрел на нее, уставился в окно, за которым, конечно, ничего интересного не было и в такой теплый вонючий день быть не могло, и жестко ответил:

– Ты подмахиваешь заяву, я занимаюсь своими делами, как-то так.

– Даниил Юрьевич, слушай, я вот какой-то сукой была или тварью? – спросила Оксана, чувствуя горячую планочку под нижними веками, еще на пару миллиметров сдвинется – хлынет.

– О господи, – сказал Митрофанов, не отрываясь от окна, за которым пробежала ошалевшая белесая собака.

– Так если нет, хоть раз просьбу выполни, хоть одну. Пожалуйста.

Митрофанов показал, что слушает.

– Погоди недельку. До следующего понедельника, не дольше. Даже до выходных. Потом – что хочешь: уходи, дверь поджигай, гусаков люби. Но неделю подожди, ладно? Личная просьба.

Неделю ждать не пришлось – хватило суток.

Глава восьмая

Ивану не повезло – потому что сам виноват. Мало того что вышел в офис, хотя мог еще пару дней спокойно дома отдыхать, так еще и попался начальству на глаза. Начальство и обрадовалось: «О, Иван Сергеевич, выздоровели? Как славно-то. У нас сроки по подготовке кредитной линии мэрии горят, они там тянут, правление уже головы снимать готово – обеспечьте, пожалуйста, согласование с их стороны».