Бывший 2. Роди мне сына
Шрифт:
Небыстро, но и не медленно. В идеальной пропорции для меня, беременной и уязвимой. Прикрываю глаза от удовольствия, ощущая, как все нервные окончания концентрируются в промежности и выстреливают в тот момент, когда я отпускаю себя.
Вновь пытаюсь привыкнуть к последнему фейерверку из чувств, выгибаюсь неконтролируемо, полностью доверяя своему мужчине, который фиксирует мои руки над головой и меняет угол проникновения так, чтобы продлить мой первый за несколько месяцев оргазм, а затем и сам со звериным рыком
Стенам нашего дома не страшен никакой потоп. Это факт.
Прикладываюсь лбом к твердому плечу и пытаюсь выровнять дыхание.
— Теперь ты готова спать? — интересуется Адриан.
— Ну нет… Теперь я точно не усну, — закатываю глаза. — У меня внутри столько эмоций. Ты будешь спать, а мои гормоны обязательно снова надумают кучу глупостей. Конечно, можно попробовать, но с утра тебя ждет уже другая Вера…
Андрей тихо смеется.
— Спасибо, что сказала. Твоя обратная связь очень мне помогает, — произносит проникновенно. — Надо выгулять твои гормоны, Вера. Чтобы они сразу уснули и не морочили наши головы.
— А как?
— Сейчас что-нибудь придумаем.
Андрей поднимается, поправляет штаны, идет к окнам, полностью их раскрывает и подтягивает кресло-качалку.
— Я… без одежды, — слабо возражаю.
— Люблю, когда ты без одежды. Иди ко мне, Вера, и возьми одеяло…
Вжимаюсь в теплое тело, когда сильные руки подхватывают меня и несут к окошку.
— Ты решил меня выкинуть?
Андрей на подобную глупость только награждает меня строгим взглядом, и я прикусываю свой длинный язык. Устраиваюсь поудобнее на его бедрах и прижавшись к груди укрываю нас обоих теплым одеялом.
Получается такой своеобразный кокон только для нас двоих.
— Такие звезды, Адриан. Красиво, правда? Посмотри.
— Ты — красивее, Вера.
— Я про небо, — смеюсь.
— А я про тебя, — произносит он, заправляя прядь волос за ухо. — Моя главная звезда.
— Да какая из меня звезда, — краснею. — Закончилась моя карьера.
— Ну-ну, не нужно из одной крайности кидаться в другую. Материнство — это призвание, а не профессия.
— А ты не против?
— Что?
— Ну, чтобы я работала…
— И в самом деле гормоны… — ворчит Макрис. — Иначе как объяснить, что ты вдруг у меня решила спросить об этом?
— Андрей, — ворчу. — Я ведь серьезно.
— Я тоже серьезно. Конечно, ты будешь работать, если сама этого захочешь.
Выдохнув, продолжаю изучать небо и слушать шум волн.
— Это правильный ответ, женщина?
— Не знаю, — легко пожимаю плечами. — Но у меня хорошее настроение.
Рука на моем животе мягко сокращается, а над ухом раздается хриплый смех.
— Обожаю этот звук, — признаюсь.
— Какой?
— Шум волн… Ты знаешь, что первые детские погремушки древние люди сделали именно для имитации звуков моря?
— Интересно.
—
— Ещё успеем, всё купим, Вера.
— А ещё дом… у неё должна быть своя комната. Красивая. С кроваткой и люлькой. И игрушками. Много-много игрушек...
— И комнату сделаем.
— Где?
— Где захочешь, Вера.
Его голос звучит убаюкивающе, а я от эмоций ощущаю себя будто бы нетрезвой. Адриан продолжает:
— Завтра мы уезжаем. Так надо. Ничего не спрашивай. Придется отправиться в Афины раньше запланированного.
Ни капли не расстраиваюсь.
Макрис мой. Он меня любит. Мы помирились. Поэтому абсолютно не важно, где мы будем.
Главное — вместе.
— Хорошо, — безразлично отвечаю.
— Какая ты послушная, — усмехается он. Обнимает крепче и нежно целует в щеку.
— Я тут подумала…
— Что?
— Самки оленей такие глупые, — проваливаясь в сон, произношу. — И зачем им вздумалось управлять самцами? Неужели так сложно подчиняться?
Глава 37.
— Расскажи об Афинах, Андрей, — спрашиваю, глядя в окно на пропадающие за поворотом горные вершины.
Прохожусь взглядом по обивке из темного дерева на ручке двери и светлой коже, которой обит салон просторного внедорожника. Как только мы отъехали от Салоников, водитель деликатно опустил шторку между передними и задними сидениями.
Адриан выглядит хорошо отдохнувшим, а в темных очках-авиаторах — ещё и безумно привлекательным. Прикладываюсь щекой к белоснежной рубашке и тоже чувствую внутри небывалое спокойствие.
Будто мой собственное душевное море утихомирилось и теперь лениво поигрывает с лучами солнца. Полный штиль!..
Вот уже больше половины суток я ласкаюсь в мужской, заботливой ауре. Так мы спали всю ночь, так я проснулась, так мы едем сейчас в сторону столицы прекрасной Греции.
Мы… правда соскучились по близости. Нет, рядом Адриан был всегда. Но дотронуться ведь было нельзя?.. Почувствовать, обнять, раствориться.
Сейчас компенсируем. Будто надышаться друг другом хотим. Но никак не можем.
Андрей покрепче меня обнимает и, не переставая поглаживать выглядывающее из выреза свободного платья колено, целует подставленные губы. Сталкиваюсь с зелеными, завораживающими глазами и счастливо прикладываюсь лбом к сильной шее.
— Афины — вы так называете это на русском языке, по-гречески звучит в единственном числе — Афина, — поправляет мягко.
— Интересно…
Адриан поглядывает в своё окно. Качает головой.
— Если Салоники, с которыми ты уже знакома — это внешность южной девицы по имени Греция, то Афина — её тяжелый характер. Своенравный, порой просто невозможный. Такой, что сложно любить. Но я… понял, как люблю трудности.