Бывший муж моей мачехи
Шрифт:
— Тебя же трясет каждый раз, когда ты оказываешься рядом со мной, — промолвил он, явно с трудом сдерживая гнев. — Я не слепой, я это вижу. Ты не то что не выносишь этого ребенка, ты сама себя в могилу загонишь. Неужели так противно?
Если честно, то мне очень хотелось кивнуть. Сказать, что я в самом деле ненавижу его до такой степени, что даже в одной машине находиться не могу, не говоря уже о том, чтобы спать, зная, что его спальня всего в одной комнате от меня. Но это была бы ложь.
Я всё ещё злилась на Олега. Сильно злилась. Нам надо было поговорить искренне,
— Нет, — прошептала я, буквально выталкивая из себя эту горькую, пугающую меня саму правду. — Мне не противно. Но я всё ещё тебе не доверяю. У меня нет ни единого доказательства того, что ты говоришь правду. А быть с мужчиной, который всё ещё мечтает о своей бывшей — последнее, чего бы я хотела. К тому же, — я закусила губу и заставила себя смотреть не на залитый солнцем куст возле больницы, а на Олега, — я не могу так просто простить тебе то, что ты даже на связь не вышел. Я никогда не пожелаю быть просто инкубатором. И никогда не смогу избавиться от ощущения, что именно для того ты меня и используешь.
Олег прикрыл глаза, как будто пытаясь переварить всё то, что я только что ему сказала, а потом тихо, внятно произнес:
— Я никогда не мечтал о Викки — никогда с того самого момента, когда мы расстались, — он явно пытался быть максимально убедительным. — Она умерла для меня как женщина, когда я узнал правду о нашем несуществующем ребенке.
Я вздрогнула. Вспоминать о той истории было больно не только ему, но и мне, хотя я в ней прямо не участвовала, да и тогда была ещё ребенком, уж точно не способным как-либо повлиять на ход событий.
— Почему я должна тебе верить? — спросила я. — Почему должна быть уверена в том, что ты, скажем, не решился на одну ночь ради мести?
— Потому что как иначе мы сможем всё-таки быть счастливыми?
— А если вообще не сможем?
— Тогда ты себя загробишь, — серьезно промолвил Олег. — Наталья Альбертовна уже сейчас говорит, что было бы неплохо положить тебя в больницу и понаблюдать за твоим состоянием. Физическим, да и моральным в том числе.
Я вновь решительно отвернулась.
— Об этом не идет и речи.
— В любом случае, — Олег вздохнул, — она говорила о том, что если я ничего не сделаю с твоим настроением, ухудшения состояния не избежать. Ты нормально не ешь, не спишь, судя по тому, что среди ночи бродила по дому…
Я искренне надеялась, что он не знал об этой маленькой вольности, которую я позволила себе исключительно потому, что больше не могла выдержать, не в силах была лежать в постели и смотреть в потолок. Ночью мне показалось, что Олег даже не проснулся, не услышал, как легонько хлопнула дверь моей спальни, а он, оказывается, всё видел.
— Я не хочу туда возвращаться, — наконец-то прошептала я. — Я не хочу ехать домой. Но в больницу я тем более не хочу.
— Может быть, — как-то совсем растерянно предложил Лавров, — поедем в какой-то парк? В кафе? Прогуляешься, тебе станет лучше? Раз уж ты не хочешь сидеть в четырех стенах.
Я подняла на него совершенно растерянный и измученный взгляд.
— Ты не понимаешь, — наконец-то выдавила из себя я мало-мальски приличное объяснение.
— Я не сейчас туда не хочу. Там всё дышит ею! Она повыбрасывала почти все вещи, которые принадлежали моей матери, перестроила всё под себя, сделала так, как она хотела. А ты там даже ничего не поменял! Не притронулся к тем жутким картинам, которые она в дом приволочила, пытаясь притвориться умной и разбирающейся в современном искусстве. Я не могу жить в этом храме любви и поклонения драгоценной Викки, неужели это так трудно осознать?!
Олег застыл.
— Где? — спросил он, как-то недоверчиво глядя на меня.
— В доме, который она перестроила под себя, — твердо произнесла я. — В доме, который она испортила, переделала под свой дурной вкус. Ты пытаешься запереть меня там, как в темнице, как будто не понимаешь, что мне в самом деле может быть больно!
Лавров рассмеялся. Тихо так, с облегчением, как будто мои слова были для него огромной неожиданностью и в тот же момент успокоили, подарили шанс наконец-то вдохнуть воздух полной грудью.
— Ты считаешь, что я ничего не менял только потому, что мне дорого то, что создала Викки?
— спросил он, всё ещё посмеиваясь.
Я кивнула, не способная даже обижаться на него в эту секунду. Больше всего на свете мне, если честно, хотелось просто выяснить для себя ответ на этот недовопрос, чтобы понимать, действительно ли я должна опасаться соперницы, которой вроде бы и не было.
Да я и не сражалась, собственно говоря, за сердце Олега, сказала себе, что мне это не нужно. Поклялась, что больше никогда не прощу и не полюблю его вновь.
А теперь понимала, что если однажды не позволю себе сделать хоть крохотный шаг ему навстречу, то так и останусь пленницей прошлого. Буду смотреть на него ребенка, как на напоминание о чем-то отвратительном, а не своего горячо любимого малыша.
Рано или поздно это закончится либо депрессией, либо окончательным расставанием.
И то, и другое наверняка расстроит маму, раз уж это единственное, о чем я действительно способна думать здраво. Конечно, ни одному человеку ещё не мешала здравая доля эгоизма, но мне почему-то показалось, что я свою где-то потеряла.
— Послушай, — Олег наконец-то поймал меня за руку, и я, набравшись смелости, посмотрела ему в глаза. — Я понятия не имею, как выглядел этот дом до того, как в нём поселилась Викки. Я просто не чувствую разницу. Я переехал туда только из прагматичных соображений: там удобнее, а моя квартира мне уже порядком надоела. Заниматься перестройкой не было времени.
— А не звонил мне?..
— Потому что я дурак! — запальчиво воскликнул мужчина. — потому что струсил. За это ты можешь меня ненавидеть, проклинать, желать мне смерти. Но только, пожалуйста, не за то, чего я не совершал.