Бывший
Шрифт:
И когда при обсуждении фильма и его личности один из депутатов Госдумы начал критиковать его даже с какой-то ненавистью, он громко выругался и ушел на кухню.
— Вот уроды, — комментировал происходящее на экране Андрей, — человек сам ушел от криминала, решил жить нормально, а его в грязь втаптывают.
Виталий сидел на кухне и слушал, что говорят в телевизоре. Видеть эти лица ему не хотелось, но он надеялся, что хоть кто-то из собравшихся на передаче додумается о полезности этого фильма для общества. Когда Виталий на «Первом канале» предложил показать свой фильм, даже бесплатно, он говорил, что если люди увидят, как легко он угонял машины и подставлял их, они научатся защищаться. Виталий даже предупредил, что если они не покажут это кино, а сделают просто передачи об угонщиках или подставах, то эффект
Слушая сейчас передачу, где известные люди страны опять говорили о том, что это кино нельзя показывать, он убедился в правильности своего решения.
— Виталь, иди сюда, тут зэки подключились, — крикнул Андрей и сделал телевизор громче.
Виталий зашел в комнату. Оказывается, со студии навели телемост с какой-то колонией и спрашивали зэков их мнение о фильме. Те, естественно, почти единодушно отвечали, что показывать можно и нужно. Что криминальную жизнь надо показывать со всех сторон, а не только глазами тех, кто знает о ней понаслышке.
О, заулыбался наконец Бандера, — хоть братва меня поддерживает.
Когда передача закончилась, Андрей спросил:
— А что, эти все, которые понаслышке знают, действительно галиматью показывают?
— А ты сам, как думаешь? — ответил Виталий вопросом: — Вот смотри, две группы кандидатов готовятся защищать докторскую диссертацию по наркомании. Одна группа ищет наркоманов и беседует с ними, делая свои записи. А вторая решается самим испробовать все наркотики и все вместе описать свои ощущения и последствия. Как думаешь, чья диссертация будет правдивой? Тех, кому рассказывали наркоманы? Кстати, слово «рассказывать» на жаргоне почти всегда является синонимом слова «обманывать», таким же как «очки втирать». Или тех, кто сам прошел через все это?
— Комиссия может пропустить работу тех, кто просто обращался, — высказал свое предположение Андрей.
— Нет, комиссия — это понятно. Там сидят такие же, кто и сам так же защищался. Люди кому поверят? Ты же понял, о чем я?
Андрей утвердительно кивнул и задумался. Он, конечно, понимал правоту слов Бандеры, но знал так же и то что во всех жюри кинофестивалей сидят такие же далекие от этой темы люди, как и в той комиссии, у врачей, и оценить могут не того, кто сам лично прожил ту самую жизнь, про которую снял кино. Он сказал об этом Виталию, на что тот спокойно ответил:
— А я и не собираюсь выставляться на кинофестивалях. Ты видел, какие фильмы там побеждают? Видел «Возвращение»? Я не собираюсь тратить свое время, чтоб снимать такое. Это и снимается для жюри. А зрителям нужны интересные зрелища, что я и буду делать. Поверь мне, жизнь, которую я прожил, более чем достойна экрана. Ты точно такого ни в одном фильме не видел.
— Да-а, — согласился Андрей, — такую тему как в «Спеце» я ни разу не видел.
— И к тому же люди-то знают, что все не придумано. Много живых свидетелей. Каждому факту есть документальное подтверждение в милицейских протоколах или копиях приговоров в суде. А то, что мы сейчас будем снимать, еще интереснее будет. Как это все начиналось.
— А помнишь, как кое-каким моментам в твоем фильме не поверили? — спросил Андрей, вспомнив обсуждение еще на «Первом». — Помнишь, как Дыховный в «Пяти вечерах» сказал тебе, что вот здесь неправда. Что не может быть, чтобы пацаны при аресте или задержании спокойно шли к милицейским машинам, а менты так же спокойно шли рядом?
— Так он такой же далекий от этой темы критик, как и все твои жюри. Они же все думают, что в жизни все происходит, как в ихних фильмах или в криминальной хронике, где менты на камеру играют. Это еще хорошо, что я не показал в фильме, как по подозрению в одном из убийств из четвертой серии, меня не то, что не скрутили и не заломали руки, а просто позвонили и сказали: «Приедь, допросить тебя надо». Тогда эти критики точно сказали бы, что я снял сказку.
Андрей смотрел на Бандеру широко открытыми глазами, даже чай пить перестал. Потом спросил с удивлением:
— А что такое бывает?
Виталий посмотрел на него с грустью и вздохнул.
— Теперь людям уже тяжело показывать правду, они уже привыкли верить в сказки. Поэтому я делаю это осторожно, начиная с простых сюжетов. УБОП и мы, их подопечные, в небольших городах очень хорошо знакомы друг с другом. И, если мы не оказывали сопротивления, в большинстве случаев все проходило именно так, как я и показал. Спокойно шли к их машинам при задержании, и они даже шутили с нами, мол, «как думаете, когда в этот раз на свободе окажетесь?». Иногда они, конечно, выдрючивались похлеще ОМОНа или СОБРа, и это я тоже там показал. Так что все как было в жизни. А то, что кто-то не поверил, так это уже не моя вина, а тех, кто столько лет кормил народ своими выдумками.
В этот раз Андрей задумался надолго. Виталий оставил его переварить все сказанное и ушел на кухню. Наливая себе еще чай, он уже думал, как переделать один из сюжетов в сценарии будущего фильма, чтобы некоторым это не показалось неправдоподобным.
Когда он зашел в комнату, Андрей уже встал, поставил кружку на журнальный столик и одевал куртку.
— Ладно, поздно уже. Поехал я спать, завтра дел много.
— Давай, позвоню завтра, — сказал Виталий и проводил его до двери.
Попив чаю и перестроив в голове тот сюжет будущего фильма, который, возможно, вызывал бы сомнения у некоторых зрителей, он оделся и вышел на улицу прогуляться перед сном. Зима уже наступала, и он с сожалением вспомнил свою любимую кепку, которую здесь почему-то нигде не видел в продаже, пришлось купить вязаную шапочку. Дойдя до конца дома, он услышал неподалеку крики и ругань нескольких человек. А зайдя за угол, увидел этих людей, которые под светом уличных фонарей устраивали свои какие-то разборки. Можно даже было предположить, что произошла небольшая авария — стояло несколько машин. Соваться в чужие разборки он, естественно, не собирался и уже хотел обойти этот район, как вдруг среди гомона неразборчивых криков услышал знакомый голос. Вглядевшись, он увидел и его машину. Да, сомнений уже не было, это был Андрей. Бандера быстрым шагом пошел туда. Перед глазами почему-то встала морда того тигра, который его так напугал и на которого он кинулся со страху, стреляя прямо на бегу и крича что есть силы. Всю эту картину он отчетливо увидел еще раз, пока шел к толпе, где против одного Андрея было с десяток крепких парней.
— Ты че тут буровишь, я не понял?! Ты! — доносились из кучи отдельные крики, и раздался звонкий щелчок. Это Андрей уже получил по челюсти и упал на капот своей BMW.
Начавший отвыкать от всякого рода потасовок и не привыкший обходиться без оружия, Бандера даже не знал, что делать и на подходе крикнул первое, что пришло в голову, думая, что весь сыр-бор из-за аварии:
— Это моя машина! Че тут случилось?
Этими словами он, как говорится, вызвал огонь на себя. Все, даже тот здоровяк, который держал Андрея за грудки, сразу повернулись к нему и обступили со всех сторон.
Когда Андрея отпустили, он упал. Только сейчас Бандера увидел, что между его BMW и впереди стоящей «Вольво», на которой не было никаких повреждений, расстояние больше метра. И стояли все машины на парковке у ночного магазина. Стало ясно, что безобидный и явно не виновный ни в чем Андрей ходил или хотел пойти в магазин и как-то нарвался на отморозков. Первым он не задел бы никого. И вот теперь, оставив Андрея в глубоком нокдауне перебирать руками по асфальту, они окружили его.
В прошлом, Бандере, чтобы выжить и вернуться для нанесения удара, приходилось и отступать. «У кого задней скорости нет, долго не живет», — так он всегда говорил своему брату. Толик, сильный и уверенный, бывший боксер, всегда шел напролом до самой смерти. Виталию теперь уже отступать было некуда, пока он оценивал ситуацию, отход перекрыли.