Ц-7
Шрифт:
– Да я не за себя даже… – скривился Женька. – Черт, думаю, с ним, с училищем этим! Ну, куда мне во взводные – хромому? С палочкой? Так не безногий же! И на гражданке жить можно! Но Маша… Ей до того жалко меня, что… Я ж сюда, к вам ехать не хотел! Да ну, думаю, ковылять тут буду, мешать только! Но Маша упросила…
– И правильно сделала… – пропыхтел я, работая кусачками. – Свет, размочи тряпочкой, а то у него лохматость повышена, все волосы выдерем…
– Да ладно! – бросил Зенков.
– Ногой не шевели!
– Да хоть так, мон шер… До того чешется, а никак!
Мы
Шевелёва осторожно обмыла ступню водой с мылом, не обращая внимания на смущенное сержантское сопенье – и я наложил руки.
– О-ох! – выпучил глаза Жека.
– Не дергайся!
– Печет! Ох… Как будто в ведро с кипятком сунул!
– Потерпишь… Свет… Я уберу боль, а ты вот здесь и здесь надави… Чтобы сошлись краями… Ага… Удерживай!
Минут через пятнадцать мы закончили, и впустили Машу, торжественно вручив ей толстый шерстяной носок – пусть сама о своем Женечке заботится…
– И я буду ходить, как все? – дрогнул голос у Зенкова.
– Строем, – усмехнулся я.
Легли мы поздно, в половине двенадцатого, но о минутах, отобранных у сна, не жалели. Хорошо посидели! И потанцевали даже, не стыдясь Жеки. Сеанса три ему проведу еще, а потом и одной Светы хватит – долечивать…
– Миш… – донесся Риткин шепот. – Спишь?
– Не-а, – улыбнулся я невольной рифме.
Девушка завозилась, и притиснулась ко мне со спины.
– Ты такой молодец…
– Да ладно тебе… – я развернулся и обнял свое сокровище.
Рита тут же заерзала, устраиваясь поудобнее – положила голову мне на грудь, закинула ногу…
– Ничего не ладно! Представляешь – десантник! Герой! И калека! В девятнадцать лет! У-ужас…
Я кривовато усмехнулся, вспомнив жуткие «свертки» воинов-афганцев, напрочь лишенных и рук, и ног, но пугать девушку не стал. Ее беречь надо, уводя от инфернальности бытия.
– Спи, – шепнул я.
– Сплю… – толкнулось в ответ.
Мне снилось угрюмое ночное небо и багровые тучи – они клубились, рвались, сгущались и рассеивались. А понизу дыбились черные скалы, мрачного угольного оттенка – то ли они отражали кровавое свечение туч, то ли их блещущие антрацитом бока прятали жаркий разлив магмы. Красное на черном, черное на красном…
Воскресенье, 25 декабря. День
Москва, улица Карла Маркса
Сегодня американцы запекают индейку, готовят тамале и прочие рождественские изыски, а вот один из богатейших людей мира залетел в Москву. Каприз пригнал или жажда наживы? Да кто ж его знает…
Дэвид Рокфеллер-старший впервые объявился в Москве при Хрущеве, да и потом наезжал не раз. А года четыре тому назад открыл филиал «Чейз Манхеттен банка» – во-он там, через улицу, в доме нумер один. Привил империалистический черенок на древо "развитого социализма".
Если честно, я не против богачей. Но с одним непременным условием. Делаешь деньги?
Дядюшка Скрудж из американского мультика – милый жадина, но в реале такие не водятся. Практически на каждом лощеном типе из списка Форбс – чья-то кровь, чьи-то слезы. Очень Большие Деньги – сильнодействующее средство для безумия и расчеловечивания…
…Я стоял в булочной, скрытый блеском витрины. Очередь за спиной звякала вилкой, пробуя румяную, словно лакированную корочку нарезного батона или поджаристый бочок «Орловского» – не черствый ли? – и шла на кассу.
С глухим перестуком и лязгом прокручивались колесики, выбивая чеки. Сонная пышная кассирша, сама похожая на сдобную булку, щелкала по тугим клавишам и звенела мелочью. А в воздухе витал божественный дух свежеиспеченного хлеба – чуть парной, с легчайшей кислинкой, тягучий и маслянистый.
«А вот и моя очередь!» – повеселел я, замечая, как скользит мимо синих сугробов необъятный черный лимузин. Капот – рояля шире…
Не торопясь, я вышел в гулкий тамбур и очутился на улице. Первым из распластанного «Линкольна» выбрался верткий мужичок, крепенький, с цепким взглядом и отточенными движениями. Телохран. Какой-нибудь «чемпион мира и его окрестностей». Следом показалась странная троица – все смуглые, среднего возраста или постарше, одетые удобно, но странно и нелепо, будто никогда не носили костюмов или полушубков. Один вроде бы азиат – таец или филиппинец, а может, и вьетнамец – они все для меня на одно лицо. Другой – явно латиноамериканских корней, а третий – типичный свами или йогин, густо заросший курчавым волосом. Только глазки-смородинки выглядывают, как у паучка из норки.
«Вот оно что…»
Даже сейчас, неторопливо шествуя в нескольких шагах от Рокфеллера, я не мог пробиться к его буржуинскому мозгу – смуглая троица рассеивала или отражала ментальный посыл.
А хозяин «Чейза» не прост… Нанял себе охрану из «джедаев»! Ишь, как засуетились… Трое экстрасенсов-паранормов-метагомов беспокойно оглядывались, почуяв источник Силы, и окружили дядюшку Дэвида, щеголявшего в ушанке "а ля рюс". Так они и убрели в филиал – тяжелая створка захлопнулась за «гостями города», как дверца сейфа.
Понедельник, 26 декабря. Утро
Тель-Авив, бульвар Шауль-Ха-Мелех
Штаб-квартира Моссад выглядывала над крышами, как нерушимая призма, чем внушала внутреннюю успокоенность. Алон усмехнулся, минуя пост охраны, и подумал, что видимость безопасности порой заменяет людям истинный мир и покой. Хватит и одного обкуренного палестинца с ручным ракетометом, чтоб вынести сверкающее стекло в любом кабинете…
Свернув к лифтам, Рехавам покосился на трость. Сегодня ничего не ноет в его битом и стреляном организме, однако пыхтеть вверх по лестнице лучше не стоит.