Ц - 9
Шрифт:
— Вон оно что… — проворчал Капитон Иванович.
— Да, — кивнул Иванов. — Вполне возможна связь с разведкой ФРГ. К поискам подключились товарищи из Штази, но вы тоже не зевайте! И огромная к вам просьба — не спугните этого Жаргина! Все контакты отслеживать… К-хм… Ну, вас учить — только портить! И вот еще… — жестом фокусника он выложил на стол несколько снимков. — Фотороботы тех двоих, что в остатке…
Щукин жадно рассматривал «ориентировки». Блондин с роскошным чубом, рослый, и ноги колесом… А у другого лицо квадратное,
— Будем искать! — увесисто сказал Капитон Иванович.
Суббота, 1 декабря. Утро
Московская область, объект «В», п/я 1410
Небеса четко соблюдали график. Декабрь? Стало быть, зима. И всю ночь валил снег, устанавливая режим тишины. Лишь под утро рассеялись тучи, а на холодное синее небо вскатилось солнце. Негреющее, зато яркое — белизна слепила даже в тенях, а любую елку хоть снимай, да новогодние открытки печатай. Лепота!
Однако дружный коллектив института не обращал внимания на зимние красоты. Привычно гудели трансформаторы; эксплуатационники исполняли вокруг оборудования ритуальный чек-ап или озабоченно катали по коридорам тележки, груженные причудливыми запчастями, порою выточенными из сиятельного палладия. У программистов шелестели кондиционеры, трещали и визжали принтеры. Особисты бдели, аналитики соображали, и даже дежурный администратор трогательно заботился о коллективе, подсчитывая на калькуляторе, какое добро рентабельней творить. Обычный день, хоть сегодня и начинается понедельник.
Кейсы в первом отделе мы с Леной получали вместе.
— Я же сказал, чтоб отдыхала, — заворчал я, изображая брюзгливое начальство. — Выходной же ж!
— Ради науки я готова на всё! — с нарочитой пылкостью ответила Браилова. — Же ж…
К дверям лаборатории мы дошагали в ногу.
— Вот ты вчера ушел пораньше, — высказала мне помощница, — а Володька Киврин тебя домагивался.
— А у меня тренировки по пятницам! — агрессивно оправдался я. — Раньше, вообще, чуть ли не каждый вечер в спортзале пропадал, а теперь запустил. Аллес капут, как папа говорил…
Лена неожиданно остановилась.
— Забыла чего? — повернулся я к ней.
— Вспомнила! — прижимая к себе короб, девушка очень серьезно глянула на меня. — Тот гаденыш, которого я подстрелила, выругался… Или выразился. Он сказал: «Аллес капут гемахт!»
— «Всё пропало!», — перевел я, хмурясь. Набрав код, отворил дверь лаборатории, и приказал: — Немедленно звони Иванову! Похоже, те, кто убили Надю, и наши незваные гости — одни и те же нелюди… На тебе и мой… Звони, звони, давай!
— А ты? — обернулась Лена, нагруженная двумя кейсами.
— А я к Киврину. Не всем же радеть о государственной безопасности. Кому-то надо и науку двигать.
Девушка насмешливо фыркнула, скрываясь в лаборатории, а я налегке прошествовал в аналитический отдел. Володя Киврин вежливо напрягал научных сотрудников, подавая пример трудолюбия и даже подвижничества — сильно сутулясь, «физик-лирик» прирос к электронному микроскопу.
— Всем привет! — поздоровался я со всеми, и легонько, чтобы не рассыпался, хлопнул Киврина по спине. — Кто-то хотел меня видеть?
Володька выпрямился, и очень серьезно кивнул.
— Пойдем, покажу…
На его столе, придавливая вощеную бумагу, лежали три бруска из тех, что Лена засовывала в лабораторную камеру. Бронза, алюминий, сталь.
— Вот первый образец, — Киврин осторожно взял в руки отливку из бериллиевой бронзы. — Ровно три килограмма семьсот грамм. Вот, смотри… Специально подточили торец, чтоб до миллиграмма, отшлифовали даже… Знаешь, сколько он теперь весит? Три кило пятьсот сорок семь грамм! Как тебе такой дефект массы? Мы просветили образец рентгеном… — он потянулся за снимком. — Вот, полюбуйся!
На черном прямоугольнике отчетливо серели идеальные окружности, словно дырки в сыре.
— Если бы отливки, скажем, оплавились, я бы понял, — переживал Володька. — Но изнутри… Как?! Куда?
— Угу… — вытолкнул я. — Сверлили?
— Не. Побоялись…
— Ладно, обойдемся… — и решительно рубанул ладонью. — Распилить! По линии полости.
Некий мэ-нэ-эс, горбоносый и резвый, тут же подхватил брусок, и пропал за дверью.
— Наташа! — окликнул Киврин. — Что там у тебя?
— То же самое, Вовчик! — прощебетала девчушка с косичкой, стрельнув на меня подведенными глазками. — Девять раковин от четырех до девяти миллиметров в диаметре, одна из них сдвоенная.
Приблизившись, она вручила начальнику отдела гладко оструганное полено.
— Органика, — насупился Владимир. — Береза.
— Угу… — глубокомысленно произнес я. — Значит, с белыми мышами обождем. Живодерство нам не к лицу…
— Готово! — возбужденно крикнул горбоносый, заваливаясь в отдел. — Пилили наискосок, чтобы одну из полостей — пополам, а другой только бочок задеть… — он гордо продемонстрировал блестящий разрез. — И вот… Эта серая пыльца внутри была, я ее на салфетку собрал…
Киврин склонился в позу Луарвика Луарвика, чтобы лучше разглядеть тусклый серый налет.
— Напилилось, может?
Я молча отобрал у горбоносого половинку образца, и вытряс в чашку Петри серый прах свинцового цвета из надпиленной раковины.
— Тут точно не опилки. На анализ! А я запрошу у Ромуальдыча новые образцы. Надо камень попробовать, образцы жидкостей… В кюветы их, что ли, налить?.. Короче, работаем!
Понедельник, 3 декабря. Вечер