C-dur
Шрифт:
– Ты предлагаешь расстаться?
– На время. Нам нужно подумать, побыть по отдельности. Если это привычка и чувств больше нет, мы больше не встретимся.
Ее голос звучал за сотни километров отсюда и едва долетал до него, рассеиваясь в пространственно-временном континууме. Что происходит? Зачем эти слова? Почему рушится все, чем они жили?
Он что-то ей отвечал. Вытягивая из себя слова, соединяя их в предложения, он видел зрачки женских глаз, темные и печальные, и вспоминал дни, когда они были карими и светились любовью. Как жить после того, как стихнет последнее слово? Как научиться жить заново?
Они
Здесь все было по-прежнему.
Шел дождь.
Низкие тучи висели над городом.
Ветер срывал желтые листья и нес их вдоль улицы Ленина.
Сказав друг другу «пока», так буднично и банально, они разошлись в разные стороны, ни разу не обернувшись. Когда они встретятся? Встретятся ли? Они расстались по-доброму, как друзья, и не сожгли мосты. В параллельной Вселенной они услышат друг друга через долгие девять лет, в день рождения Вики, но здесь это может случиться раньше. Здесь все по-другому. Нет уязвленной гордости, нет принципов, нет заявлений, сделанных на пике эмоций. Два осколка бывшего целого медленно удаляются друг от друга, втайне храня надежду, маленькую надежду, вновь однажды соединиться. Пройдет время, и время скажет им правду. Сейчас, в девяносто восьмом, все слишком близко, выпукло, искажено – как на фото, сделанном «рыбьим глазом» – и лишь спустя годы, когда этот сентябрьский день будет достаточно далеко, чтобы можно было взглянуть на него без ложных сиюминутных интерференций, без юношеского максимализма, с высоты нового опыта, – они все поймут. Они поймут, что все сделали правильно. Нельзя воскресить любовь. Но, разлюбив друг друга, не надо ставить на прошлом жирную черную кляксу».
Пришло время собрать камни.
Пришло время смыть кляксу.
Он нашел в телефонной книжке имя «Вика» и нажал на клавишу вызова. Все просто. Зачем он ждал девять лет? Что его останавливало?
Прижав трубку к уху, он остался наедине с тишиной.
Секунды натягивались как жгут, как тетива арбалета. Вот-вот он окажется там, куда долго боялся попасть. В настоящее, к Вике из плоти и крови.
– Да!
Ее голос был праздничным, звонким, с нотками осторожного любопытства: кто это с неизвестного номера?
– Привет, – сказал он. – С днем рождения.
Вновь тишина в трубке.
– Саша?..
– Голос не изменился?
– Нет. Рада тебя слышать.
– Взаимно. Как жизнь?
– Нормально… Сыну год и три месяца. Тружусь в «Русской страховой». У тебя как? Варишь колбасы?
– Да. – Он усмехнулся. – Но ищу новые варианты. В пятницу, кстати, пили пиво с Родей Клевцовым.
– О! Как он?
– Не изменяет себе. Все тот же Родя. Жил два года в Москве, но недавно вернулся.
– Что он там делал?
– Диск хотел записать.
– И?
– Не записал.
– Почему?
– Не встретил хорошего человека. Только плохого.
– Жаль.
– Все впереди. Он так просто не сдастся, а я ему помогу.
– Вместе точно запишете. Играешь еще на гитаре?
– Редко. Буду играть чаще. Я многое хочу изменить в жизни.
– Правильно. Узнаю прежнего Сашу. Еще кого-нибудь видел?
– Славу Брагина, – сказал он после секундной заминки.
– Ух ты! Славика?
– Спился наш Славик. Кладет кафель, живет в какой-то халупе. Сильно болеет.
– Ё-мое…
– У него
Они помолчали.
– Как так, Саша? Это же Славик.
– Ему отрезало циркуляркой два пальца, с этого, говорит, началось. Стал пить, сел на иглу, кое-как выбрался. – Он сделал паузу. – Вик, у него ВИЧ. Говорит, скоро умрет.
– Господи…
Они долго молчали.
– Я тоже кое-кого встретила. Дерягина, вашего соседа по комнате. Месяца три назад.
– Такого соседа врагу бы не пожелал. Небось стал толстым и важным?
– Ты его видел?
– Нет.
– В точку. Толстый и важный. В театре встретились. Сначала он сделал вид, что меня не узнал, но я так на него посмотрела, что он подошел. Он работает в инвестиционной компании. До сих пор не женился. Говорит, рано еще, надо сделать карьеру.
– Пусть делает, флаг ему в руки. Чудов, кстати, в налоговой трудится, в Харькове. Женился на девушке, которой был верен целых пять лет.
– Чудо-мужчина!
– Редкой честности и порядочности. Я тебя, кстати, не отвлекаю?
– Сегодня мне можно, у меня день условно-рабочий. Скоро начальство придет с цветами. – Она сделала паузу. – Ты о себе расскажи. Я, кстати, статью о вас видела в «Вечернем Новосибирске». Ты рассказывал о том, как вы модернизировали производство и делаете вкусную колбасу.
– Это правда.
– Как тебе с Витей трудится?
– Все-то ты знаешь.
– Сорока на хвосте принесла.
– Трудится с переменным успехом. Он сволочью был, сволочью и остался. Слава Богу, будем с ним расставаться. Следи за новостями в газетах.
– Когда мне сказали, что у вас общий бизнес, я не сразу поверила. Не думала, что это возможно.
– Знаешь, мне тоже не верится. Это все деньги. Так недолго и душу продать.
– Ты не продашь.
– По-моему, уже продал. Иначе давно бы его послал и в морду бы дал. В наглую рыжую морду. Когда погиб Дима Прянишников, я думал, мы разбежимся, но, как видишь, до сих пор вместе. О Диме слышала?
– Да.
– Его доля перешла по наследству к его жене. Мы платили ей дивиденды, хорошие деньги, не обижали, а она, возжелав стать владычицей морской, стала качать права – вместо спасибо. В итоге мы выплатили ей единовременную компенсацию и сделали ручкой. Если бы она осталась в акционерах, то получила бы больше, но выбора у нее не было. Компанию ликвидировали. Жестко, да? Я в этом тоже участвовал. Знаешь, почему? Противно было смотреть на ее нового хахаля, на дуболома из ЧОПа, на то, как они деньги спускают. Наши деньги. Витины, Димины и мои. Что скажешь? Продал я душу?
– Ира та еще стерва. Так что я тебя понимаю. Она «мерс» S-класса купила, ни больше ни меньше.
– Откуда ты знаешь?
– От Лены. Откуда знает она, лучше не спрашивай. Она все знает и все мне рассказывает. К примеру, о встрече выпускников.
Вика многозначительно замолчала.
– Ты зря не пришла. Почему?
– Не хотела с тобой видеться, разве не понял? И, по-моему, ты не очень расстроился, если конечно Лена не выдала желаемое за действительное.
– Ты о чем?
– Это я ей тогда сказала, чтобы она ни в чем себе не отказывала. Сколько лет, бедняжка, ждала – подумать только!