C-dur
Шрифт:
– Не соскучишься, девоньки, с вами, – выдавил он.
– Мне все равно, а вам будет что вспомнить, да? – Вика коротко рассмеялась, несколько принужденно. – Саша, если без шуток, я рада, что ты позвонил. Правда. Помнишь, как было весело? Как мы мечтали? Слушаешь нашу музыку?
– Редко. У меня еще кассеты остались – красные, BASF. Помнишь? – Он помолчал. – Да, было весело. Мы хотели изменить мир, но потом повзрослели и разучились мечтать. Мы приземлились. Теперь я снова учусь. Я буду играть с Родей, в рваных джинсах, в черной косухе, и радоваться вдохновению. Колбаса надоела. И рыжий. Он из другого мира. Там я оказался случайно.
– Я рада слышать то, что
– Как только, так сразу. Пиво, надеюсь, пьешь?
– Да. Реже, чем хочется. Я кормящая мать.
– Пусть сын привыкает, он ведь мужчина. Включай ему рок, нечего слушать детские песенки.
– Ты своему включаешь?
– Да. Ему нравится. Вместе трясем хайерами.
– Чем?
– Волосами.
– Вспомнила. Мы раньше так говорили.
– Да. Ладно, Вик, тебя еще раз с днем рождения! Здоровья, счастья, удачи! Забыл спросить – как назвала сына?
– Дима. Дмитрий Андреевич, если по батюшке. Батюшка, правда, свалил, но отчество, слава Богу, оставил, за что мы ему благодарны. – Вика говорила с горчинкой. – Тебе тоже удачи, иди к своей цели. Привет Роде.
– Он тоже весь в поисках.
– Рада за вас. У меня тоже есть цель – вырастить сына. Чтобы был человеком. Такие теперь мечты. Как ты сказал – мы приземлились? Да. Я повзрослела и приземлилась. Я знаю, нет смысла мечтать о том, что не сбудется. Вырастить сына и найти нового мужа – вот, о чем я мечтаю. Впрочем, последний не к спеху, перекантуюсь. Денег хватает. Есть квартира, машина, работа. В общем, мещанство, но как-то к нему привыкла. Сама не заметила. В целом нормально, грех жаловаться.
– У тебя грустный голос.
– Да? Может быть. Стараюсь не думать об этом. Вдруг слишком сильно задумаешься, и расхочется жить? Начнешь копаться в себе и не сможешь остановиться. Зачем рисковать? Я в свое время так покопалась, что долго тошнило, от жизни и от себя. Вывернулась наизнанку и не смогла обратно свернуться. Так и жила, вывернутая, целый год, то мерзла, то обжигалась. Не хочу больше.
– Я тоже вывернул и смотрю.
– Больно. И неприятно. Мы стараемся это не замечать. Так нам удобней, правда нам не нужна. Смелости не хватает.
– Ты не была трусихой, насколько я помню.
– Нет. Я ей стала.
– Может, попробуешь на досуге? В смысле – заглянешь в себя?
– Не сейчас. Может быть, позже. Главное – ты не сдавайся. Я в тебя верю.
– Спасибо. Саша Беспалов просто так не сдается. У него снова есть цель и есть идеалы.
– Отлично! Пока!
– Пока!
– Звони, если что. Буду рада тебя слышать! С тебя контрамарка!
– Договорились!
Конец связи.
Что он чувствует?
Облегчение. Черная клякса смыта. Протянув нить отношений из прошлого в будущее, они вышли из лабиринта, где когда-то расстались. Есть еще кое-что. Побывав в точке «прошлое-будущее-настоящее», он вернулся с особенно острым и болезненным осознанием того, как скоротечна жизнь и неумолимо время в своем стремлении все изменить – человека, весь мир – и как он сам изменился за несколько лет. Перегорел, потух, завяз в комфортном мещанстве. Разучился мечтать и чувствовать мир за пределами офиса. Жизнь шла самотеком. Его словно заколдовали, сделав буржуем-капиталистом. Он не хотел этого. Вспомните – он презирал мир политиков и толстосумов. Он презирал Моисеева. Он был философом и, мать его, гребаным рокером, кое-как сводившим концы с концами, но независимым и счастливым.
А Вика? Ее не узнать.
Стоп. Ты забыл о ребенке. «У меня тоже есть цель – вырастить сына. Чтобы был человеком». Не кажется ли тебе, что эта цель стоит всех остальных вместе взятых? Вырастить ЧЕЛОВЕКА. Пожалуй, над этим стоит подумать. У Саши тоже есть сын, он воспитывает его, но это как бы само собой разумеющееся, и был бы он счастлив лишь этим? Нет. Он должен сделать что-то еще. Что-то для вечности.
«У каждого своя правда? Все люди разные, все цели правильные и нет смысла в критике? – пришла следом мысль. – Один мечтает изменить мир, другой не может подняться над бытом и тихим комфортом, и если первый смотрит свысока на второго – это его право, его субъективное отношение, которое кажется ему объективным, но что скажет он, если узнает, что второй счастлив, так как имеет все, что хотел, тогда как он, первый, несчастен и не может пробиться к цели?
Счастье. Не оно ли мерило всего? Если ты счастлив, разве имеет значение, где ты и к чему ты стремишься? Он раньше не думал об этом. Действительно – что одному рай, другому – ад неутоленных желаний. Отсюда мораль буддизма: желания – причина страданий, нужно избавиться от них, цель жизни – нирвана. Это не религия Саши Беспалова, рокера, безбожника и бунтаря, но он понимает Будду. У каждого свой путь к счастью. К сожалению, Саша долго шел не туда, да и теперь лишь наметил новое направление, которым двинется в будущее, к своему личному счастью.
Он стал мудрым. Мудрость приходит с возрастом, но что отдают взамен? Смелая юная непосредственность, легкость мечтаний, яркость любви, – цена, которую платят. Умудренные опытом циники, с проплешинами и морщинами, с трудом помнят, кем они были в юности. О чем мечтают люди вроде гендиректора мясоконсервного комбината? Какова теперь цель? Теперь, когда можно не думать о хлебе насущном, когда еще есть свобода движения вперед, в будущее, но столько лет пройдено? Мечта, где ты? Яркая, смелая, живая, стоящая того, чтобы рваться к тебе изо всех сил? Боишься казаться недостижимой? Считаешь, не место тебе в седеющей голове мужчины среднего возраста, уставшего от жизни, на которую сам себя добровольно обрек»?
На столе зазвонил телефон.
«Belyavskiy Dmitriy».
Поколебавшись секунду, он нажал клавишу громкой связи. «Витя скор на расправу. Сразу взялся за Диму».
– Да.
– Александр Александрович, добрый день!
В динамике что-то треснуло, не выдержав мощи баса коммерческого директора. В басе не было обычной прямолинейной напористости, а чувствовалось волнение, плохо спрятанное за внешней брутальностью.
– Добрый.
– Александр Александрович, мы общались с Виктором Александровичем, и… у меня есть вопросы. Можно я к вам зайду?