C первого взгляда
Шрифт:
Он раскричится, а может быть, даже уедет. Ведь ему кажется, что он остался в Ла-Эскондиде только затем, чтобы сделать ремонт. Он постоянно твердит ей об этом.
Конечно, она глубоко признательна Сойеру за работу. Но сломанные заборы, ветхий сарай, сломанная ступенька – это все не смертельно.
Надо рассказать ему о Луисе. Надо, чтобы он все-таки взялся учить ее людей боевому искусству.
– Сойер, насчет моих людей...
– Да? – Он заметил нерешительность девушки и понял, что та задумала
– Понимаешь, – начала она, – может быть, они и второй юности...
– Не первой молодости.
– Не первой молодости? Да, так в самом деле лучше. Ты прав, я ошиблась.
«Больно быстро она согласилась», – отметил про себя Сойер.
– Сафиро, говори прямо – что тебе надо? То, что твои люди старые, я уже знаю.
– Да, старые, но если лед покрывает пламя, это еще не значит, что крыша холодная. Я хочу сказать... я хочу сказать, что под их морщинами еще горит огонь.
– Может, на крыше лежит снег, но в доме горит огонь?
– Да, и мои старики сохранили много огня. Ну, может, и не огня, а углей, но из этих углей можно раздуть пламя.
Сойер догадался, к чему она клонит.
– Ты по-прежнему хочешь, чтобы я занялся с твоими людьми? Превратил их в прежних опытных бандитов?
Сафиро кивнула и одарила его милой улыбкой. Но Сойер покачал головой: – Нет.
– Сойер, дай я объясню, зачем мне нужна твоя...
– Не буду я слушать твои объяснения! Я сказал «нет» – значит, нет!
– Но ты не понима...
– Нет, нет, нет и нет! Это мое последнее слово, Сафиро. Я остался только для того, чтобы отремонтировать ваш развалившийся дворец.
– Ты фирменный мерзавец!
– Или форменный негодяй. Выбирай, что тебе больше нравится. Но в любом случае я не хочу иметь дела с тремя одряхлевшими бандитами.
– Ах так? Ну ладно!
Сафиро развернулась и, гордо вскинув голову, ушла.
Сойер вернулся, когда уже стемнело, и сразу направился в свою комнату, отказался от ужина – у него даже не было сил, чтобы поесть. Проходя мимо спальни Сафиро, молодой человек заметил под дверью свет и остановился. Ему показалось, что он слышит приглушенное всхлипывание. Она плачет? Плачет целый день – с тех пор как он накричал на нее в лесу?
«Ерунда, – подумал Сойер. – Женщины вечно плачут, если что-то выходит не по их».
Пусть ревет хоть всю ночь. Какое ему дело? Он весь день валил деревья и жутко устал. Еще не хватало волноваться из-за женских слез!
Все-таки надо войти. Он взялся за ручку двери... А если она не одета? Ну и что? Она-то видела его без одежды, и не раз.
Дверь тихо скрипнула, и Сойер увидел Сафиро. Девушка сидела на кровати, а вокруг были разложены маленькие портреты. Девушка была одета, но прозрачная ночная рубашка совсем ничего не скрывала.
Он видел ее
– Я... – пробормотал он, не в силах оторвать глаз от ее груди, – я подумал, что ты не спишь.
Сойер чувствовал себя юношей, который впервые увидел женские прелести.
– Я пойду...
– Если хочешь, можешь остаться.
Он не хочет. Хотя нет, он хочет!
Но это неприлично! Уже поздно, и на ней нет ничего, кроме рубашки. Трудно сказать, что может случиться, если он останется.
«Надо немедленно уйти», – подумал Сойер. И остался.
– Так, значит, вот где ты спишь, – сказал он, закрывая за собой дверь.
Ее спальня была такой же маленькой, как у него. В бутылках и банках стояли небольшие сосновые ветки, и сильный аромат хвои был под стать упрямому характеру Сафиро.
На полу лежал ковер – желто-красно-сине-зеленый. У Сойера даже в глазах зарябило от такой пестроты. На окнах развевались от ветерка занавески в красно-белую полоску. На подоконнике стоял оловянный подсвечник.
Дверцы шкафа были распахнуты. Там висели две потрепанные юбки, три старые блузки и красно-желтый костюм для верховой езды. Кроме шкафа, в комнате стояли кресло-качалка, деревянная этажерка, маленький столик. Кровать была покрыта коричневым куском ткани, таким же, из какого сшиты платья монахинь.
Одна стена была обклеена рекламными листками из тех, что обычно вывешивают в своих витринах владельцы магазинов. Мятые пожелтевшие листки рекламировали печенье, табак, мыло, оружие, патроны, муку, сахар, кукурузные хлопья, кофе и предметы галантереи.
Почти все надписи были сделаны на испанском языке, и Сойер не мог их прочитать. Листки сильно потрепались на сгибах. Было видно, что их много раз складывали и разворачивали.
Пока Сойер рассматривал комнату, Сафиро стала складывать портретики в железную коробочку с надписью «Банк Уистл-Каньон».
– Что это? – спросил молодой человек.
На каждом портрете была изображена женщина.
– Портреты, – ответила Сафиро. – Хочешь чаю? – Она кивнула на полупустую чашку с бледно-желтой жидкостью. – Он с лимоном.
Сойер удивился. Совсем недавно он накричал на нее в лесу, а она так мило ведет себя с ним!
– Нет, спасибо.
Сойер сел на кровать, помолчал, потом указал на портреты:
– Я слышал, как ты плакала. Ты что, плакала над этими портретами?
Девушка закрыла коробку.
– Да. Иногда я просто на них смотрю, а иногда плачу, когда на меня набрасывается грусть.
– Когда на тебя нападает грусть.
– Не важно. Я хочу сказать, что в грустном настроении могу и заплакать над этими портретами. А сегодня у меня грустное настроение, потому что ты не...