Цацики идет в школу
Шрифт:
— А когда можно будет открыть учебник? — спросил он.
— Скоро, — ответила учительница.
Только это «скоро» никак не наступало. Цацики ждал очень долго, так долго, что ему захотелось в туалет и он попросился выйти.
Когда он вышел из уборной, на полу возле раковины сидел Мортен Вонючая Крыса. У Цацики подкосились ноги.
— Здорово! — сказал Мортен и даже улыбнулся. — Что, тоже прогуливаешь?
— Нет, — пропищал Цацики, удивляясь, что Мортен не только заметил его, но и заговорил с ним. — Мне в туалет надо было.
— Точно, ты же еще первоклашка. В первом
Мортен вздохнул, а Цацики нерешительно подошел к раковине — вымыть руки.
— Ну а как тебе Ильва? — продолжил Мортен беседу. — Она у нас тоже была в первом классе.
— Ильва очень добрая, — сказал Цацики. — А твоя учительница разве нет?
— Нет, моя — полная дура, — ответил Мортен.
— Не повезло тебе, — посочувствовал Цацики. Ему все еще не верилось, что он вот так запросто стоит и разговаривает с Мортеном Вонючей Крысой.
— Да ладно, плевал я на нее.
— Мне надо идти, — сказал Цацики и вытер руки о джинсы.
Ему было неловко, что он оставлял Мортена одного. Подумать только — сидеть в сортире только из-за того, что учительница — полная дура.
— Еще увидимся, — сказал Мортен Вонючая Крыса.
— Пока, — сказал Цацики.
Когда он вернулся в класс, все дети уже решали задачки в тетрадях. Все, кроме Марии Грюнваль. Сидя за своей партой, она очень странно поглядывала на Цацики.
Блюз для Марии Грюнваль
Прошло уже больше недели, а Мария Грюнваль не сказала Цацики ни слова. Она не брала его за руку, когда они шли на продленку. Не бегала за ним, когда играли в салочки. Не играла в настольные игры и вообще с ним не разговаривала. Только смотрела на него — очень странно!
— Наверное, она просто не получила твое распрекрасное сердце, — предположил Пер Хаммар. — Может, у нее в парте завелась крыса, которая поедает бумажные сердца. Хочешь, я спрошу ее?
Тут Цацики пришлось подраться с Пером Хаммаром. Уложив его на обе лопатки, Цацики взял с него слово, что он никогда ничего ей не скажет. Однако всякий раз, когда Мария Грюнваль проходила мимо, Пер Хаммар начинал истерически смеяться. Цацики готов был сквозь землю провалиться.
Похоже, любовь заразительна, потому что на продленке началась самая настоящая любовная лихорадка. Тяжелее всего болезнь переносили девчонки. Они носились за мальчишками и лезли к ним целоваться. Они составляли списки «самых привлекательных» и устраивали дискотеки в кромешной темноте. Только мальчики туда особо не рвались. Они прятались в парке или сидели на кухне «под прикрытием» персонала.
Цацики обожал танцевать. Когда «Мятежники» играли в рок-клубах, Мамаша часто брала его с собой.
Он уговорил Пера Хаммара вместе пойти на девчачью дискотеку, но там оказалось не очень-то весело.
Мария Грюнваль не обращала на Цацики никакого внимания и танцевала исключительно с Ким и Микаэлой. К тому же, девочки стали возмущаться,
Спустя еще неделю дела пошли совсем плохо. Пер Хаммар выкрал «любовный список» Марии Грюнваль. Чтобы как следует изучить его, они с Цацики закрылись в уборной, но Мария и Сара из второго «Б» все это время бешено колотили в дверь и орали, как истерички. Расшифровать все имена в таких условиях было непросто.
Любовный список Марии Грюнваль возглавлял Себбе X. из третьего «А», потом шел Себбе А. из второго «Б». О ужас! Марии Грюнваль нравились одни старички, причем исключительно по имени Себбе! Кто бы мог подумать! Цацики попал лишь на третье место, да к тому же с ошибкой в имени! Мария написала «Сатцики».
В списке Сары, который Пер Хаммар тоже выкрал, Цацики оказался вторым после Пера Хаммара. Это повергло Цацики в еще большее уныние — вреднее Сары не было никого на всей продленке, и Цацики совсем не хотел значиться в ее списке.
— Вот вычеркну тебя, будешь знать! — пригрозила Сара, когда Цацики и Пер вышли из туалета.
— И я тоже! — сказала Мария Грюнваль.
— Да пожалуйста, — мрачно ответил Цацики.
— И меня тоже вычеркните, — сказал Пер Хаммар. — Эти ваши списки — отстой.
— Вот-вот, полный отстой, — поддакнул Цацики.
— Почему мне так не везет? — жаловался Цацики Мамаше.
Грустно склонив голову, Цацики постукивал кончиками пальцев по барабанам, принадлежавшим ударнику из «Мятежников».
— Когда я ходил в детский сад, я нравился Анне, но она мне не нравилась. Теперь я влюблен в Марию, а она любит Себбе. Чем связываться с девчонками, займусь-ка я лучше спортом.
— Иногда жизнь — это сплошной минор, — сказала Мамаша. — И тогда нет ничего лучше, чем петь блюз.
Она улыбнулась, взяла аккорд на гитаре и пропела:
Цацики влюблен в Марию, Но ей нравится Себбе, Который любит кого-то еще. Отчего так трудно друг друга полюбить? На земле жить так тяжко — о-о, как тяжко жить! На земле жить так грустно — о-о, как грустно жить! Не лучше ли взяться за спорт? Любовь — за борт!— Вот это да, круто, — сказал Цацики. — Давай еще раз.
— Тогда ты на ударных, — согласилась Мамаша.
На земле жить так тяжко — о-о, как тяжко жить! На земле жить так грустно — о-о, как грустно жить! Не лучше ли взяться за спорт?— Любовь — за борт! — распевал во всю глотку Цацики, колотя по барабанам так, что уши закладывало.
— Здорово! — засмеялась Мамаша. — Ну как, тебе полегчало?
— Ага! — ответил Цацики.