Calendar Girl. Долго и счастливо!
Шрифт:
– Алек, милый, я прошу минутку внимания! – рявкнула я.
Он хмыкнул.
– Ох, ch'erie, я всегда уделяю тебе внимание. Особенно когда ты рядом и обнажена. Я в точности помню, каково это было – держать тебя в своих объятиях весь тот месяц. А ты помнишь, oui?
– Алек, я сейчас не склонна предаваться воспоминаниям. Мне нужны ответы. От тебя. Каким образом эта картина оказалась здесь, в моей спальне?
Алек издал короткий смешок, а затем вздохнул.
– Всегда хочешь все знать. Может, это задумывалось как сюрприз, compte tenu de votre amant.
Мой
– Уэс купил ее?
– Не совсем.
Выпрямив спину, я стиснула зубы так крепко, что смогла бы разгрызть парочку камней.
– Не время для скромности, Алек. Давай уже, французик, колись.
В трубке раздался сдавленный звук, словно художника тошнило.
– Колоться? Мерзкая привычка, и я уж точно не собираюсь этим заниматься.
Закатив глаза, я плюхнулась спиной на кровать.
– Алек… – предостерегающе проговорила я.
– Твой любовник не платил за картину, – отчетливо произнес он.
– Так как же она здесь оказалась?
Вытянуть информацию из моего француза, когда он явно не хотел отвечать, было сложнее, чем заставить мужчину оттянуть приближающийся оргазм после нескольких серьезных раундов траха. То есть в принципе невозможно.
В конце концов он вздохнул.
– Ma jolie, я буду честен с тобой, oui?
Можно было подумать, что он нуждался в ответе – он и так знал, чего я хочу, но тем не менее я ответила:
– Oui. Merci.
– Твой любовник связался с моим агентом. Он хотел приобрести «Прощай, любовь». Но я отказывался продавать ее.
Это меня удивило. Художник, создающий картины специально на продажу, чтобы показать их всему миру, вдруг отказался продавать свою работу.
– Почему? Это бессмысленно.
Он снова неопределенно хмыкнул.
– Просто так. Я люблю тебя, и мне хотелось, чтобы на твою красоту любовались достойные ее люди. У меня были правила, касающиеся каждой картины. И с двумя работами я не собирался расставаться.
– И с какими же именно двумя?
Его голос стал тише, перейдя в сексуальное воркование, знакомое мне даже слишком хорошо.
– Мне нравится смотреть на нас в наш момент любви. Я повесил «Нашу любовь» в своей берлоге на вилле во Франции. Je ne pouvais pas m’en s'eparer, – сказал Алек, и я принялась судорожно рыться в памяти, пытаясь составить из его слов нечто осмысленное.
Насколько я поняла, он утверждал, что не в силах расстаться с ней.
– Алек, но это глупо, – рассмеялась я. – Вся суть выставки состояла в том, чтобы поделиться своим искусством.
– Ах-х, но я хочу, чтобы каждый день на нее смотрели лишь достойные. Я продал остальные, но каждая из них ушла к покупателям, которых я проверил и с которыми лично поговорил.
Я покачала головой и облизнула пересохшие губы. Внутри меня бурлили эмоции: картина, разговор с Алеком, тоска по Уэсу. Казалось, что в душе у меня
– А эта картина? Как она здесь очутилась?
– Я поговорил с твоим Уэстоном. Он рассказ мне, кто он такой и откуда знает о наших отношениях. Я ожидал grabuge.
– Грабеж?
Он ожидал грабежа? Что?!
– Merde [4] . Нет. Как это у вас… уборка?
Тут я захрюкала от смеха.
– Разборка?
– Oui. Разборка. Однако он вел себя как истинный джентльмен. Сказал, что видел фотографии с выставки в Сети и хочет купить их.
– Их? В смысле, все картины?
– Oui.
Алекс сказал это так, словно не находил тут ничего необычного. Мне, напротив, показалось весьма необычным, что мой непритязательный серфингист решил вдруг потратить миллионы на картины… со мной. После его возвращения нам, несомненно, предстояло обсудить, зачем он транжирит тяжким трудом заработанные доллары. Боже, лишь бы он только вернулся.
4
Зд.: черт возьми (фр.).
Я быстро вскочила и прошлась по дому, заглядывая во все комнаты. Больше на меня мои изображения ниоткуда не пялились.
– И…
– Я ответил ему отказом. Я сказал, что он сможет купить лишь одну, и, если он сделает правильный выбор, я продам ему картину.
Господи Иисусе. Алек был очень странным парнем. Сложным, необычным, любящим, непосредственным, требовательным, невероятным в постели, но очевидно странным. С другой стороны, разве не все творческие личности такие? Нельзя подогнать их странную натуру под единый стандарт – хотя бы потому, что большинство людей реагируют иначе.
– И?
– Он выбрал правильно. Он выбрал тебя.
От того, как он это произнес, мурашки побежали у меня по предплечьям. Я потерла их и обхватила себя руками, поскольку рядом не было никого другого, кто мог бы меня обнять.
– Но я на всех картинах, Алек.
– Нет. На других просто какие-то случаи из твоей жизни, из опыта, а на некоторых ты просто играла во имя искусства. Лишь на этой изображена ты, такая как есть, сейчас. И он захотел ее. Так что я позволил ему обладать тобой.
Слово «обладать» прозвучало в его устах странно.
– О чем ты?
– Считай это подарком тебе и ему. Вашей любви.
– Ты подарил моему парню картину, которая стоит четверть миллиона долларов?
– Вообще-то полмиллиона, если быть точными.
– Твою ж мать!
– Миа. Je t’aime. Я все равно собирался отдать тебе половину денег, которые бы за нее выручил. А так у тебя перед глазами каждый день будет прекрасное напоминание о том, кто ты есть. Я в восторге от того, что он повесил картину над вашей кроватью. Лучше место для нее сложно было придумать.