Царь Давид
Шрифт:
Само родословное древо Давида берет свое начало от отца праотца Авраама Фарры (Тераха), дальше по отцовской линии идет к трем праотцам еврейского народа Аврааму, Исааку и Иакову, от Иакова — к его четвертому сыну Иуде (Иегуде). После того как первые три сына Иуды умерли, его невестка Фамарь (Тамар), притворившись блудницей, соблазнила свекра и родила ему с помощью этого обмана двух сыновей — Фареса (Переца) и Зару (Зераха). Далее первая книга «Хроникона», написанная много позже «Книг Самуила» и являющаяся чем-то вроде попытки историографии еврейских царей, приводит тщательно выверенную, официальную родословную царя Давида от сына Иуды Переца: «Сыновья Переца: Хецрон и Хамул… И сыновья Хецрона, которые родились у него: Иерахмиэль, и Рам, и Келувай. А Рам родил Аминадава, а Аминадав родил Нахшона, князя сыновей Иуды. А Нахшон родил
Здесь мы сталкиваемся с явным противоречием — в «Первой книге Самуила» Давид назван восьмым сыном, а в «Хрониконе» — седьмым. Но это далеко не единственное противоречие.
Прямое происхождение от Иуды, который, будучи четвертым сыном Иакова, стал предводителем всех своих братьев, а также от судьи Боаза делало род Давида аристократическим и давало ему определенное право на власть. Но тут выясняется, что в жилах Давида текла, если рассуждать с чисто генетической точки зрения, отнюдь не только еврейская кровь. В случае с его дедом Овидом (Оведом) его родословная делает как бы скачок в сторону, и в ней появляется «моавитянка Руфь» (Рут).
Как рассказывается, в Книге Руфи («Свиток Рут»), когда в Иудее начался голод, зажиточный житель Вифлеема Елимелех (Элимелех) вместе со своей женой Ноеминь (Наоми) и сыновьями Махлоном и Хилеоном (Килоном) перебрался в соседний Моав — страну, населенную родственными евреям моавитянами, потомками племянника Авраама, Лота. В Моаве сыновья Елимелеха женились на дочерях местного царя — Руфи и Орфе (Орпе). Затем Елимелех умер, а спустя еще десять лет скончались и оба его сына. Тогда вдова Елимелеха Ноеминь решила вернуться на родину, в Иудею. Орфа и Руфь захотели последовать за ней, но Ноеминь стала уговаривать их остаться. В итоге Орфа послушалась совета бывшей свекрови, осталась на родине и вышла замуж за филистимлянина. Руфь же заявила, что последует повсюду за свекровью:
«Но сказала Рут: не проси меня покинуть тебя и уйти от тебя обратно, потому что, куда ты пойдешь — пойду и я, где ты заночуешь, там заночую и я. Твой народ — это мой народ, и твой Бог — мой Бог» (Руф. 1:16).
Таким образом, Руфь объявила о своем желании присоединиться к еврейскому народу и, произнеся слова «твой Бог — мой Бог», по сути, совершила церемонию гиюра — перехода в еврейство. Больше она со своей сестрой Орфой не встречалась. Но спустя много десятилетий ее правнуку Давиду предстояло встретиться со своим дальним родственником — правнуком Орфы, филистимским богатырем Голиафом (Гольятом) — на поле боя.
В Иудее после многих лишений Руфь выходит по совету Ноемини замуж за судью Вооза (Боаза), и от этого брака рождается Овид — отец Иессея (Ишая) и дед царя Давида.
Так причудливо переплетаются два родословных древа, берущих свое начало от Фарры, — древо Нахора, отца Лота, и древо брата Нахора Авраама — праотца еврейского и арабского народов.
Но вот дальше и начинается самое интересное. Мидраш повествует, что отец Давида Иессей женился на Ницевет, дочери Адриэла, и прижил с ней шестерых сыновей, когда его вдруг одолели сомнения в том, является ли он, будучи внуком моави-тянки Руфи, «настоящим евреем»? Да, Руфь перешла в иудаизм, но был ли этот переход законным? Ведь Пятикнижие Моисеево гласит: «Не может войти моавитянин и аммонитянин в общество Господне; и десятому их поколению нельзя войти в общество Господне вовеки» (Втор. 23:4–5).
Иессей понял эти слова как запрет на обращение в иудаизм всех моавитян и аммонитян и на вступление с ними в брак. Но если он не был евреем, то не имел права вступления в брак с еврейкой. Поэтому Иессей, продолжает мидраш, «отдалился» от жены и не жил с ней в течение трех лет.
Вместе с тем он все еще оставался мужчиной в самом расцвете сил, и ему нужна была женщина. Да, он, по его собственному толкованию Закона Моисеева, не имел права жениться на еврейке, но у него было право завести наложницу или рабыню-не-еврейку, что он и сделал. Однако Ницевет продолжала тосковать по мужу и договорилась с наложницей, что та разрешит ей на одну ночь подменить ее. И вот однажды ночью в полной темноте наложница вышла из комнаты Иессея, вместо нее вошла Ницевет и затем, опять-таки в кромешной темноте, вышла
В эту ночь и был зачат Давид, день рождения которого пришелся, согласно традиции, на Шавуот [6] — праздник дарования Торы на горе Синай, обычно падающий на конец мая — начало июня. Разумеется, раввинистические авторитеты видят в этом совпадении высокую символику, демонстрирующую неразрывность связи между Богом, Торой и Давидом с его потомками.
Но так как Иессей в ту «украденную» Ницевет ночь не почувствовал подмены, то, узнав о беременности жены, он и его сыновья пришли в ярость — они решили, что Ницевет забеременела от блуда, а потому по еврейским законам заслуживает смертной казни. Однако, во-первых, устроить над Ницевет публичный суд значило бы предать семейный скандал огласке, а этого ни Иессей, ни его дети не хотели. Во-вторых, Ницевет клялась, что она невиновна и забеременела от мужа. И хотя наложница подтвердила это признание, Иессей не знал, верить или нет? Кого носит во чреве жена: его ребенка или «мамзера» — незаконнорожденного выродка? Это, дескать, и определило его отношение к Давиду: он не только не любил младшего сына, но и вообще не считал его своим и с малых лет определил быть пастухом при стаде, так что Давид крайне редко появлялся в отчем доме.
6
В православии — Пятидесятница.
Отношение Иессея к младшему сыну отчетливо видно и в сцене помазания. Самуил сообщает Иессею, что Бог избрал одного из его сыновей в качестве будущего царя, велит ему собрать всю семью, и Иессей исполняет это указание пророка, однако при этом… не включает в члены своей семьи Давида. Лишь когда Самуил говорит, что среди приведенных к нему сыновей Иессея нет избранника Божьего, и спрашивает, есть ли у того еще сыновья, тот нехотя «вспоминает» о Давиде и велит позвать его с пастбища…
Уже после церемонии помазания Давида Самуил объясняет Иессею, что Давид является его законным сыном, а все сомнения, еврей он или нет, безосновательны: запрет на приобщение к еврейству моавитян и аммонитян распространяется только на мужчин из этих народов, но не касается женщин, ибо сказано «Не может войти моавитянин и аммонитянин в общество Господне», а не «моавитянка и аммонитянка».
На этих же мидрашах явно основано и еще более «благочинное» христианское апокрифическое «Сказание о царе Давиде» [7] :
«Слово о Давиде, царе и пророке Господнем, как родился и как воцарился. Был Иессей человеком на редкость сильным и мужественным, в сердце своем предан Богу и служил Богу усердно. И с женою своей Иезавелью родил он восемь сыновей. И положили они совет между собою, чтобы отступиться им друг от друга и больше не сочетаться в плотском союзе. И Иезавель призвала слугу, которого держал Иессей в милости, по имени Авдрей, и сказала ему: «Если будешь хранить господина своего усердно, дам тебе богатые подарки, а если он потребует женщину, извести меня, не скрой этого от меня ни в коем случае». Андрей обещал: «Да будет по слову твоему».
7
«Сказания о царе Давиде» — Библиотека Гумер — Апокрифы, http:// www.gumer.info/bogoslov_Buks/apokrif/Skaz_David.php
И так держали свой обет Иессей и Иезавель 12 лет. Но в один из дней сказал Иессей рабу своему Андрею: «Найди мне женщину, ибо хочет сердце мое женщину». Ответил Андрей: «Господин, знаю я красивую женщину, но она далеко отсюда»; не был Иессей в это время в доме своем, а на селе, далеко от дома. И сказал ему: «Иди, приведи мне ее». И дал ему золото. Он же пошел к Иезавели, госпоже своей, и поведал ей все. Она же пришла ночью, и совокупился с ней Иессей, не узнав жены своей.
И тогда зачала она младенца, и родила, и дала имя ему Давид, по-еврейски — «украден». И не узнал Иессей об этом, и втайне воспитала его. Когда минуло Давиду шесть лет, отвела его к овцам и передала овечьим пастухам. А кто он родом, не ведал никто. И вырос он кротким и смиренным, и разумом своим постиг игру на всяких инструментах — на тимпанах, на органах, и научился всем песням. И когда принимался он играть, овцы и волы и все животные скакали.