Царь Давид
Шрифт:
А пока Давид покидает Иерусалим, оставляя некогда завоеванный им город. Он идет босой, в простой одежде, утирая рукавом слезы, всем своим видом демонстрируя полную покорность Божьей воле… И столько в этом его уходе было и отчаяния, и веры, и боли от измены сына, что легко понять, почему жители Иерусалима в этот момент тоже утирали слезы, испытывая и сострадание к царю, и трепет перед его величием.
А на самого Давида тем временем нахлынуло поэтическое вдохновение и, идя по Масличной горе, он сложил один из самых знаменитых своих псалмов:
«Песня, которую сложил Давид, когда бежал от сына своего Авшалома. Господь, как умножились мои притеснители,
В дни мятежа Авессалома согласно традиции были сложены также 4-й, 5-й и 71-й [70-й] псалмы. Из них легко понять, какие чувства владели стареющим царем в те дни: с одной стороны, Давид пришел к выводу, что человеку ни в коем случае не стоит роптать, когда его постигает наказание Всевышнего, — вполне возможно, он заслуживал и худшей участи, и Бог еще отнесся к нему довольно снисходительно. С другой стороны, он выражает уверенность, что Бог придет к нему на помощь и в конце концов избавит его от врагов — так как Он всегда милосерден по отношению к тем, кто раскаялся в своих грехах и соблюдает установленные Им законы. А вот злодеи, то есть те, кто преступил эти законы и продолжает идти по пути зла, будут непременно жестоко наказаны и уничтожены Творцом.
Как бы он ни был погружен в мысли о постигшем его несчастье, Давид продолжает следить за ходом событий и внимательно выслушивает первое донесение о происходящем в Хевроне. И впервые по-настоящему пугается, узнав, что главным советником его мятежного сына является Ахитофел — человек, о выдающейся мудрости которого в стране ходили легенды. Сам Давид не раз убеждался, что советы, которые давал ему Ахитофел, почти всегда совпадали с теми, которые затем он получал от самого Бога через «урим» и «туммим».
Давид понимал, что если Авессалом будет следовать всем советам Ахитофела, то окажется непобедим. Вся надежда была только на то, что Господь помутит рассудок Ахитофела, и тот даст Авессалому неверный совет, или же самому Авессалому откажет здравый смысл, и он перестанет прислушиваться к своему советнику. И Давид обращается со страстной молитвой к Богу: «Господи, расстрой совет Ахитофела! Сделай это, как Тебе угодно, только расстрой!»
Словно в ответ на эту молитву на самой вершине Масличной горы Давид встретил другого своего бывшего советника — Хусия (Хушая).
Старый Хусий уже давно отошел от дел, но, узнав о случившемся несчастье, немедленно оставил свой дом и, разодрав одежды, посыпав голову пеплом, направился к царю, чтобы в трудную минуту быть рядом. Однако Давид отказывает Хусию в его просьбе следовать за ним — человек столь почтенного возраста будет лишь в тягость при бегстве. Вместо этого он просит старого советника и друга сослужить ему куда более важную службу: втереться в доверие Авессалому, попытаться своими советами сбить его с толку и «расстроить» советы многомудрого Ахитофела, а заодно передавать первосвященникам Садоку и Авиафару все, что ему станет известно о планах Авессалома. Ну, а те уже через своих сыновей Ахимааса и Ионафана доставят эту информацию к нему.
Таким образом,
В тот долгий день произошло еще два знаменательных события.
Первое из них заключалось в том, что по ту сторону Масличной горы Давид встретил Сиву — бывшего раба царя Саула, которого он сам же и назначил управлять всем имуществом сына Ионафана, Мемфивосфея. Преподнеся в дар Давиду ездовых ослов, двести хлебов, вино и по сто связок изюма и сушеного инжира, Сива всячески стремился продемонстрировать Давиду свою верность. На вопрос же, где сейчас находится Мемфивосфей, Сива ответил, что тот решил остаться в Иерусалиме и примкнуть к заговорщикам. Больше того, добавил Сива, Мемфивосфей втайне надеется, что ему самому удастся стать царем.
Это было еще одно предательство, еще один удар, причем от человека, которого он одарил своей милостью и которому искренне верил. В гневе царь провозгласил, что отдает Сиве все имущество Мемфивосфея, и Сива, разумеется, тут же поспешил рассыпаться в благодарностях и восславить царя.
Лишь позже Давид узнает, что старый управляющий попросту оклеветал своего хозяина: калека Мемфивосфей и в самом деле не мог покинуть город вместе с людьми Давида, но при этом у него и в мыслях не было ни примыкать к заговорщикам, ни предъявлять претензии на царство, тем более что в силу своего увечья он и не мог их предъявлять по определению.
Второе событие произошло, когда Давид вместе со всей своей огромной свитой приблизился к городку Бахурим. Так как Иерусалим находился в землях колена Вениамина, то и весь путь бегства Давида пролегал через земли вениамитян, многие из которых, как уже говорилось, продолжали считать, что Давид попросту узурпировал трон Саула. Теперь эти люди выстроились вдоль дороги, чтобы позлорадствовать над поверженным царем. Особенно отличился в этом Семей, сын Геры (Шимми, сын Гейры) — знатный вениамитянин, выдающийся знаток Закона Моисеева, которого Давид в свое время назначил учителем и наставником своего сына Соломона.
Теперь Семею, как он считал, уже не было нужды скрывать своего отношения к Давиду и его дому. Велев слугам забрасывать Давида и его воинов грязью и камнями, сам он бежал вслед за царем и вопил:
«Убирайся! Убирайся вон, убийца и мерзавец! Обратил Господь против тебя всю кровь дома Саула, вместо которого ты стал царем, и передал Господь царство в руки Авессалома, сына твоего; и вот ты в беде, ибо ты — убийца!» (II Сам. 16:7–9).
Сама эта ситуация является прекрасной иллюстрацией к расхожему среди религиозных людей выражению о неисповедимости путей Господних; о тщетности попыток понять, за что именно Бог посылает человеку то или иное наказание, да и является ли это наказанием вообще. Вне сомнения, Семей, сын Геры был глубоко верующим человеком. Именно поэтому он и увидел во всем происходящем наказание, ниспосланное Давиду за его вину перед родом Саула, приходившимся Семею близкими родственниками. Но и сам Давид понимает, что все происходящее с ним — это наказание свыше, хотя и совсем не за те грехи, в которых обвиняет его Семей. Именно поэтому, когда Авесса подъезжает к Давиду и просит дать ему разрешение казнить Семея за оскорбление достоинства царя, Давид запрещает ему это, демонстрируя свою абсолютную покорность воле Бога, видя в Семее лишь одного из многих исполнителей этой воли: