Царь голод
Шрифт:
– Как торжественно!
– Мантии и парики придают им такой строгий вид. Их даже трудно узнать…
– Так нужно. Необходимо, чтобы суд внушал к себе уважение.
– Мамочка, а зачем на столе череп и виселица?
Профессор. Это, дитя мое, символы. В Англии…
– Посмотрите, какой нос у того судьи, совсем как кончик собачьего хвоста. Ну, честное слово, он облизнул его языком.
– Как вы насмешливы. Вы так молоды, вы должны уважать
– Да я его, честное слово, уважаю. Но ведь у него такой смешной нос!
– Это неважно, какой нос у судьи. Важно, чтобы судья был справедлив и не щадил голодных.
– Иначе мы возьмем других. Они это знают.
– Суд надо уважать.
– Суд – это мы. Суд надо уважать.
– Как интересно! Это похоже на театр.
Толстый (просыпается). Которого судят?
– Еще не начинали, ваше сиятельство.
– Что же это они!
– Ведут! – Ведут! – Как это интересно! Какая рожа! – Мамочка, он не кусается? – Не бойтесь, дитя мое, на нем довольно крепкий намордник. – Слушайте! Слушайте! – Ах, как интересно!
Вводят Первого Голодного – оборванного старика с разбитыми ногами. На лице у него проволочный намордник.
Царь Голод. Снимите с голодного намордник. Ты что сделал, голодный?
Старик (говорит разбитым голосом). Украл.
Царь Голод. Сколько украл?
Старик. Я украл пятифунтовый хлеб, но у меня его отняли. Я успел откусить только кусочек. Простите меня, я больше не буду.
Царь Голод. Ты что же – получил наследство? Или есть больше не хочешь?
Старик. Нет, хочу. У меня его отняли. Я откусил только кусочек…
Царь Голод. Так как же ты не будешь воровать? Почему ты не работал?
Старик. Нет работы.
Допрос продолжается.
– И этого несчастного судят! Душа моя кипит негодованием и презрением к человечеству…
– Оставь, разве тебе не все равно.
– Но пойми же!
– Ты волосы завиваешь или они вьются от природы?
– Слегка.
– А у меня начинается лысина. Это в двадцать четыре года!
Профессор. …Уголовное право, сударыня, разделяется на две части: на первую часть и на вторую часть. В первой части говорится о преступлениях вообще, и я должен признаться, сударыня, что это наиболее слабо разработанная часть.
– Ах, как жаль! Почему же ее не разработают?
– Ибо сама сущность преступления остается не вполне разгаданной наукой. Зато вторая часть, где говорится о преступлениях в частности и соответствующих наказаниях…
Царь Голод. А где же твои дети, голодный? Почему они не кормят тебя?
Старик. Они умерли с голоду.
Царь
Старик. Не знаю. Захотелось жить.
Царь Голод. А зачем тебе жизнь, голодный?
Голоса. Действительно, зачем они живут? Я этого не понимаю.
– Чтобы работать.
– Но когда работа кончается? Не можем же мы вечно доставлять им работу!
– Чтобы славить господа и укрепляться в сознании, что жизнь…
– Ну, не думаю, чтобы они очень Его славили.
– Было бы лучше, если бы он умер.
– Довольно скучный старикашка, И какой фасон брюк!
– Слушайте! Слушайте!
Царь Голод (встает, громко). Теперь, милостивые государи, мы сделаем вид, что размышляем. Господа судьи, прошу вас принять вид размышляющих.
Все судьи на некоторое время принимают вид размышляющих: морщат лбы, смотрят в потолок, подпирают нос пальцем, вздыхают и вообще, видимо, стараются. Почтительное молчание. Затем в том же молчании, с глубоко торжественными и серьезными лицами. Судьи встают и все сразу поворачиваются к Смерти. И так же все сразу медленно и низко кланяются ей, вытягиваются ей навстречу.
(Согнувшись.) Что изволит сказать…
Смерть (быстро встает, сердито стучит кулаком по столу и говорит скрипучим голосом). Осужден – во имя дьявола! (Так же быстро садится и замирает в злой неподвижности. Судьи садятся также.)
Царь Голод. Голодный, ты осужден.
Старик. Пожалейте!
Царь Голод. Наденьте на него намордник. Введите следующего голодного.
Пока Голодного выводят, Зрители в таких словах выражают свои чувства:
– Зачем ему жить?
– Лучше умереть.
– Скажите ему.
– Умри, старик, умри.
– Умри, старик, умри.
Все тихо шепчут, махая руками, точно навевая сон:
– Умри, старик, умри. Умри, старик, умри. Умри, умри, умри!..
Водят нового Голодного. Веселые голоса:
– Ведут! Ведут!
– Какой зверь!
– Да, это не меньше убийства!
– Посмотрите на его лоб.
– Как страшно!
– Вы очень нежны, дитя мое.
– Тише.
Быстро вводят Второго Голодного и снимают намордник. Это здоровый детина с низким бычачьим лбом; грудь его наполовину раскрыта; смотрит исподлобья, угрюмо.