Царь горы
Шрифт:
Барон яростно оглядел сыновей, которые под его тяжелым взглядом опустили головы, признавая власть отца.
— Я веду вас, но Алое Безумие неспособно подарить бессмертие. Пятьдесят, может, сто лет, и кто-то из вас станет новым хозяином Амулета. Сплотитесь, дети мои, забудьте о распрях, сейчас мы должны быть вместе. Я поставил перед вами задачу и хочу, чтобы вы ее выполнили. Дальше будет труднее. Вам пора привыкать сражаться с настоящими противниками!
— Я все понял, отец! — Адриано вскинул голову.
— Я тоже! — поддержал брата Джакомо.
Не существует ни одной дороги к вершине власти, по обочинам которой не валялись бы черепа.
Эту аксиому Бруджа усвоил еще в юности. Враги и друзья, предатели и верные воины, масаны и челы — Александр не жалел никого. Барона, в отличие от Бориса, не считали жестоким правителем, он убивал только по необходимости, но, приняв решение, никогда не останавливался, перемалывал в труху любого, кто оказывался на пути. И крови на Брудже было не меньше, чем на нью-йоркском Луминаре.
— Молодость — это недостаток, от которого очень быстро избавляются.
Барон усмехнулся старой человской шутке и, глубоко провалившись в кресло, задумчиво погладил пальцами висящий на груди камень.
Молодость и осторожность несовместимы. Кровь бурлит, душа требует решительных действий. Хочется доказать себе и всем, что ты лучше. А главное — молодость не может обойтись без маяков. Ты еще не понял, что должен бороться только с самим собой, и ищешь ориентиры вокруг, ищешь, на кого быть похожим, ищешь, чье бы место занять.
Иногда маяки оказываются ложными, и корабли разбиваются о прибрежные рифы.
Молодость об этом не задумывается.
Густава можно считать покойником. Поддержки со стороны чудов у него не будет: барон собирался позвонить Сантьяге за полчаса до встречи и уведомить о том, что Луминар затеял шашни с Орденом. Тридцати минут хватит комиссару, чтобы заставить рыцарей отступить. А заодно понять, что связываться с лондонцем не стоит — предаст. Против Алого Безумия Драконья Игла не выстоит, а значит, Густава можно вычеркивать из списка живых.
Следом отправится Захар. Адриано и Джакомо наизнанку вывернутся, но прикончат проклятого Треми. В этом можно не сомневаться. Они сильные масаны, вполне достойные Амулета Крови — отец чуял мощь сыновей, — они справятся. Скорее всего отличится Джакомо, ему чаше приходится воевать, и он умеет бить в спину. Адриано вряд ли полезет в гущу, подождет, чем все закончится. Вариантов два: Джакомо или падет от руки гиперборейской твари, или, если наемники его не заподозрят, от руки брата. Свой шанс Адриано не упустит.
А потом на сцену выйдет Руссо.
И у Сантьяги не останется другого выбора, кроме как передать всю власть Александру Брудже. Лондонца не будет, сыновей, которые смогли бы удержать клан и продолжить дело отца, не будет, истинного кардинала в Тайном Городе не будет.
Будет только Александр. Истинный кардинал новой Саббат.
Жаль только, что погибнет Клаудия…
Барон не сомневался, что охранники убьют его дочь при первых же признаках тревоги. На вилле она или нет — не важно, эту ночь Клаудия не переживет. Она была великой предсказательницей, а стала грандиозной приманкой.
«Моя единственная дочь…»
И Бруджа сделал то, чего не делал уже давно. Он взял в руку Алое Безумие, поднес его к губам и поцеловал. Он словно просил у камня твердости, силы.
А потом он увидел фотографию Клаудии. Немного удивленной. Беззащитной. Увидел ее огромные глаза.
И почувствовал себя очень старым.
Пламя освещало полуразрушенные стены родового замка, и его отблески падали на оружие гарок. Он увидел стройные ряды темных. Он увидел смерть.
А потом он услышал за спиной крик младенца и понял, что смерти нет…
В том сражении гарки упустили Бруджу. Это был один из немногих случаев, когда они не смогли — не смогли! — выполнить приказ князя.
Замок, штаб-квартира Великого Дома Чудь
Москва, проспект Вернадского
18 декабря, суббота, 01.34
— Великий магистр! — Сантьяга склонился в поклоне. — В первую очередь позвольте выразить признательность за то, что вы согласились уделить мне несколько минут своего драгоценного времени.
— Вы были весьма настойчивы, комиссар, — в тон наву отозвался Франц.
— Обстоятельства вынудили меня искать встречи с вами, несмотря на то, что капитан де Лаэрт как раз собирался ложиться спать.
— Гуго много работает и старается соблюдать режим.
— Могу только позавидовать.
— Вы выглядите утомленным, — заметил де Гир.
— Засыпаю на ходу, — улыбнулся комиссар. — И поэтому, если вы не против, хочу сразу же перейти к делу.
— Я внимательно слушаю.
Франц принял нава не в тронном зале, а в рабочем кабинете. Великий магистр сидел за столом, одетый в обычную одежду: рубашка с расстегнутым воротом, брюки. Никаких регалий, никакой парадности. В отличие от предшественника, де Гир соблюдал протокол только в тех случаях, когда это было действительно необходимо.
— Даже не знаю с чего начать, — прищурился Сантьяга.
— Говорите как есть, — подбодрил гостя Франц.
— Ситуация весьма неловкая…
— Комиссар, я вас не узнаю. Не стесняйтесь!
— Видите ли, великий магистр, при всем уважении к Ордену, я хотел просить вас отозвать из Рима пятерых командоров войны, которые в настоящее время находятся в сто пятьдесят шестом номере отеля «Aldobrandeschi».
Де Гир помолчал, после чего сухо поинтересовался:
— Чем вызвана ваша просьба?