Шрифт:
В.Е. Шамбаров
ЦАРЬ ГРОЗНОЙ РУСИ
ПРОЛОГ
25 августа 1530 г. от Рождества Христова над Москвой бушевала ночная гроза. Струи ливня хлестали по кровлям посадских изб и резных теремов, по деревянным настилам улиц и площадей, растекались по дворам, журчали задорными, веселыми ручьями. Смывали с мостовых накопившуюся грязь и пыль, сносили в канавы мусор и прочую нечистоту, щедро поили иссохшую землю и поникшие от зноя листья деревьев. Гроза разогнала застоялую тяжелую духоту, наполнила воздух свежестью дождя и озона. Могучие удары грома рокотали в небе, как боевые литавры, как залпы
Гроза будила и будоражила москвичей. Кто-то выглядывал в окно, полной грудью вдыхал нахлынувшую влажную чистоту и прохладу, глядя на величественное буйство стихии. Кто-то бежал, шлепая по лужам, прибрать оставленное на дворе добро. Других гроза пугала. Женщины вздрагивали от близких громовых раскатов, робко жались к плечу мужа. Дети приникали к родителям, и их успокаивали, спросонья шептали что-то ласковое. А кто-то вспоминал и о каре Божьей, в страхе перебирал совершенные грехи и торопливо читал молитвы, упав на колени перед сумрачными образами.
И только в одном месте на грозу, казалось, не обращали внимания. В натопленной мыльне великокняжеского дворца женщины суетились вокруг корчащейся роженицы. В пропотевших сорочках, взмокшие не столько от жары, сколько от напряжения — как в бою рубятся вместе князь и холоп, так и здесь перемешались в едином государевом деле, забыв о различиях. Знатная боярыня спешила исполнить приказание безродной повивальной бабки. Кумган с горячей водой подхватывали и несли девка-холопка с мамкой-дворянкой. И вот надрывный вопль роженицы оборвался, сменился умиротворенным усталым стоном, а в наступившей тишине раздался другой крик. Плач младенца. Тот плач, от которого люди вокруг расцветают улыбками. В мир пришел человек.
По сеням и переходам дворца тут же затопотали сапоги — кто-то уже бежал принести важную весть отцу, великому князю Василию Ивановичу. В мир пришел наследник престола. Пришел будущий великий князь и царь… А гроза перекрыла все звуки, раскатившись многоголосыми, непрерывными громами, сливающимися воедино и сотрясающими все вокруг — с таким же, слившимся воедино сверканием молний, озарившим ярким светом Русскую землю. В мир пришел Грозный царь. И само Небо подтвердило его грядущую мощь и славу…
Ну а счастливый отец на радостях повелел строить храм в своем селе Коломенском. Дивный и необычный храм Вознесения Христова. Величественный и одновременно изящный, вздымающий с высокого берега Москвы-реки белокаменный шатер прямо к облакам. Как бы соединяющий земное и Небесное и возносящий к престолу Господа благодарственную молитву.
1. НАСЛЕДНИК ТРЕТЬЕГО РИМА
Каким же был младенец, которого родители нарекли Иоанном? Да точно таким же, как многие новорожденные, приходящие на свет Божий во все времена. Крепеньким, горластым, требовательным — он хотел есть, расти, хотел видеть и вобрать окружающее любопытными глазенками. Хотел лежать в сухих пеленках. Хотел спать, насосавшись вкусного молока. Хотел двигаться и протестовал, когда его пеленали. И совершенно не ведал, что ожидает его впереди.
Но люди вокруг него хорошо знали, чем этот ребенок отличался от других. Отличался он своей миссией на земле. Отличался происхождением. По отцу — из славного рода Рюриковичей, по матери — из рода князей Глинских. Предание гласит, что в 1399 г., когда хан Темир-Кутлуг разгромил на реке Ворскле литовское войско, великого князя Витовта спас от гибели казак Алекса по прозвищу Мамай. Увел в лес и три дня блуждал по чащобам. Наконец, Витовт догадался пообещать ему
Да и вообще казак Мамай — один из популярных героев украинского народного творчества. Его изображали на дверях хат, печках, сундуках. Обычно рисовали не в боевой, а в мирной обстановке: с бандурой, штофом горилки, часто с конем Белогривом и песиком Ложкой, сопровождая «портрет» подписями. Например: «Козак — душа праведна, сорочки не мае, колы не пье, то вошу бье, а все не гуляе» [41]. Образ казака Мамая перекочевал с запорожцами и на Кубань. Вот и посудите, с какой стати у народа пользовались бы такой любовью родичи татарского хана? Очевидно, прозвище «Мамай», прилепленное по тому или иному поводу, было распространенным среди казаков, вот и стало обозначать фольклорного «обобщенного» казака — вояку и любителя гульнуть, простого, но и хитрого, себе на уме. У предка Глинских «Мамай» тоже было не именем, а прозвищем. А княжич Иван, таким образом, был по матери вовсе не татарского, а самого что ни на есть казачьего происхождения. Впрочем, Глинские успели породниться с сербскими воеводами. А бабушка младенца по отцу была из рода византийских императоров, и в жилах мальчика перемешалась с казачьей кровь нескольких династий.
Каким же был мир, в который пришел царственный младенец? О, вот мир-то был очень не похожим на нынешний. Он резко разделялся на свой — и чужой. Свой мир был не таким уж большим. На востоке он кончался за Нижним Новгородом, на юге — за Рязанью, на западе — за Смоленском. И он не был спокойным и безопасным. В любой момент на людей мог обрушиться набег хищных соседей. Мог внезапно прийти смертоносный мор. Мог выдаться неурожай, несущий с собой голод. Или полыхнуть пожар, слизывающий целый город. И все же, когда нынешний историк приходит к выводу, будто человек той эпохи «жил в постоянном страхе» [11], остается только руками развести и пожалеть подобного исследователя. Да уж, жили, дрожа от страха — и с перепугу создали великую державу?!
Просто ученые, увы, нередко склонны подходить к явлениям прошлого с точки зрения собственной психологии. Что ж, в таком случае можно согласиться: если современного кабинетного интеллигента переместить в условия XVI в., он и впрямь не ощутил бы ничего, кроме ужаса от грозящих опасностей. Но ведь люди были иными, и менталитет у них был совершенно иным. Они жили нормальной полнокровной жизнью — даже более полнокровной и насыщенной, чем мы с вами. Да и сами опасности были для них привычными. Точно так же, как для нас — опасность получить удар током или попасть в автокатастрофу. Но неужели мы из-за этого постоянно трясемся от страха?
Несмотря ни на что, он был удивительно цельным и уютным, русский мир. Был именно «своим». Человек в нем никогда не был одиноким. Вокруг него находились родичи, община, наконец, просто православные. Он не отделял себя от них и сам был близок им. Вся Русь была для русского человека большим домом. И не просто домом. Ее не зря называли Святой Русью. В этом особенном мире по земле ходили святые. Не придуманные, не сказочные, а самые настоящие — и их было довольно много. Они жили среди других людей, с ними можно было воочию встретиться, поговорить, получить благословение и наставления. И пусть многих из них официально канонизировали позже, но народная молва уже при жизни признавала их святость.