Царь Грозный
Шрифт:
И вот теперь Насти не было, то есть вот она лежала тихая, как и при жизни, спокойная и немыслимо далекая. Она ушла туда, откуда возврата нет. И ждать мужа там, в райских кущах, не будет. Ей по заслугам путь на небо, а вот ему… Иван содрогнулся от мысли, что ему уготовано за его поведение.
Но мысль тут же вернулась к Анастасии. Нет больше Настеньки, не проведет она прохладной рукой по волосам, не улыбнется своей кроткой, ласковой улыбкой, не зазвучит тихий голосок… От тоски Иван даже застонал.
К царю бросился кто-то из слуг, но Иван отвел его рукой:
– Поди прочь!
Он до утра стоял на коленях,
Анастасию хоронила вся Москва, ее очень любили, потому за гробом шли не только близкие, но и те, кто видел царицу лишь издали во время праздников. Скорбели многочисленные монахи, во всех монастырях служили по ней службы, потому как многим и многим она при жизни делала не просто дорогие подарки, а собственноручно изготовленные. Сколько покровов ею было вышито, сколько образов на шелке и бархате ее руками сделаны… Жалела Москва Анастасию, жалела Русь…
Жалел и сам Иван, все же любил жену, хотя и изменял ей множественно в последнее время.
Только царь жалел недолго, вспоминал всю жизнь, но в блуд ударился снова тотчас, причем еще более тяжкий, чем раньше. Митрополит и окружающие засуетились, предлагая царю новую женитьбу. Впервые услышав от Макария такие слова, Иван обомлел:
– Владыко, ты же любил царицу? Как можешь советовать мне взять новую жену, когда едва умерла прежняя?
Макарий чуть помолчал, потом нехотя ответил:
– Все мы человецы, все греха не избегли. А про женитьбу Анастасия сама твердила, чтоб взял скорее себе жену, чтоб не грешил поневоле.
– Она тебе говорила? Тебе? – изумился царь. – Я думал, только мне…
Жениться во второй раз посоветовал Ивану не только Макарий, но и спешно собранный совет из святителей. В числе прочих уж очень старался архимандрит Чудовской обители Левкий. Левкий почему-то сразу обратил на себя внимание молодого государя. Невысокий, с маленькой птичьей головкой, покрытой редкими волосами, блестящими залысинами, он являл разительный контраст с самим царем и, возможно, этим его и привлекал. Хотя никого другого мелкого Иван рядом с собой не держал.
А Левкий оказался очень удобным, он не просто участвовал в начавшихся попойках, но и часто сам их организовывал. Удобно всем – государю, потому как присутствие святого отца вроде даже освящало собой разгул, давало возможность устраивать их где угодно; Левкию, потому как не с монахами же пил, а с самим государем, и всем остальным присутствием первых двух участников. У Ивана началась вполне веселая жизнь.
Он с легкостью «уступил» просьбам святых отцов и стал искать себе супругу.
Невесту нашли не сразу, первое сватовство к сестре литовского короля Сигизмунда-Августа Екатерине не удалось. Сигизмунд, почуяв свою выгоду, постарался выговорить такие условия, с которыми Иван никак не мог согласиться. Получив ответ от короля, царь рвал и метал:
– Требует за сестру свою Катьку Новгород, Псков, Смоленск и Северские земли! Пусть эта кикимора в девках сидит! Всю их поганую страну изничтожу! Завтра же войну начну!
Макарий попробовал урезонить:
– Что ты, государь! Начнешь войну, поймут, что обиделся из-за сватовства. Не сейчас надо, позже.
Иван замер, осознав, насколько прав митрополит. Сам Макарий был уже совсем стар, давно просился отпустить его с митрополии в монастырь, но Иван не представлял себе жизни без умного наставника и с уходом Макария не соглашался. Тем более что отпросился, уйдя в монастырь, Сильвестр. Хотя благовещенский поп давно надоел Ивану, но потерять вдруг сразу всех было тяжело. Своего многолетнего советчика Алексея Адашева он сам прогнал сначала на границу с Ливонией, а потом и вовсе извел, обвинив во всех грехах.
На Сильвестра Иван все же был зол, не мог простить его жесткого надзора и неприязни к Анастасии. Потому немного погодя Сильвестра сослали в монастырь все к тому же Филиппу на Соловки.
Нет, Сильвестра ни в чем серьезном не обвинили, но и оправдаться не дали. Ни ему, ни Алексею Адашеву. Объявили решение сослать подальше от Москвы, одного в монастырь, а второго на литовскую границу воеводой. Иван словно нарочно подталкивал Адашева к побегу в Литву, но тот бежать не собирался. А дни его были сочтены. Но это уже мало волновало совсем недавнего подопечного. Иван вырвался из-под их влияния и, почувствовав свободу, стремился насладиться ею как можно полнее.
Позже эта вольность дорого обойдется Руси.
Пировали третий час. Это было время, когда уже развязались языки у многих, кое-кто лежал лицом на столе или прямо в недоеденном, кто и под стол сполз. Обычно царь начинал безобразничать, но сегодня у него не было настроения кого-нибудь насильно поить, пороть, заголять или поджигать. Наоборот, завел разговор о… невестах! Принялись вспоминать, у кого дочери на выданье есть, чтоб хороша собой была да не дура.
– У Михаила Темрюкова, сказывают, сестра красавица, – после протяжного зевка вдруг возвестил Федор Басманов.
– У Мишки? Зови его сюда!
Сын кабардинского князя Темрюка Идаровича Санлук, при крещении принявший имя Михаил, прибыл под царские очи спешно. Мало кто рисковал не подчиниться, Иван и раньше был горяч на расправу, а теперь словно с цепи сорвался, карал при любом непослушании. Иногда сначала наказывал, а потом уж думал, из-за чего, просто захотелось наказать, и все.
Санлук поясно поклонился царю, гадая, чем вызвано неожиданное требование прийти. Иван пристально разглядывал кабардинца, пытаясь понять, красива ли его сестра. Этим взглядом он окончательно смутил парня, тот поневоле смущенно заерзал, в голове роились нехорошие мысли. Всем известно о некрасивой связи государя с Федором Басмановым, неужто и от него такого потребуют?! Санлук почувствовал, как по спине течет противный липкий пот. Для себя твердо решил, что лучше смерть, чем такой позор! Готовый ко всему, вскинул голову и не отвел глаз под тяжелым взглядом Ивана.
– У тебя сестра есть?
– Чего? – даже не сразу понял вопрос Санлук.
– Экой ты глупый! Про сестру спрашиваю! Есть?
– Есть… Три есть…
– Целых три? И все красавицы?
Ломая голову над тем, к чему царю его сестры, Санлук принялся перечислять:
– Алтынчач жена астраханского царевича Бекбулата, Малхуруб – ногайского князя Измаила…
Договорить не успел, Иван возмутился, швырнув в Федора Басманова костью, которую обгладывал:
– Это их ты мне сватаешь?!