Царь Иисус
Шрифт:
— Сейчас ничего не делайте, дети мои… — говорил он. — Ничего не делайте, пока вас видят и слышат. Но и не увиливайте от выполнения долга. Задета честь нашего дома.
Захария вышел на улицу. Рувим и юноши последо-нали за ним. Он проходил'по двору, когда Рувим так, чтобы все видели, поднял камень и бросил ему в спину. Сыновья Садока не заставили себя ждать. Они-то думали, что Захария побежит через Южные ворота к утесу Бет-Хадудо, где будет искать защиты у демона Азазела, которому раз в год, в день искупления, приносят в жертву козла отпущения. Осмелевшие от выпитого вина, юноши не боялись хитростей злого духа. Но Захария побежал в Храм.
Ярко светила полная луна. Разноцветные узоры на одежде Захарии были видны, как днем. Тени же в Долине Торговцев Сыром казались с моста чернее дегтя. Захария подошел к Храму и, как слепец, пересек двор. Юнцы не отставали от него, а следом за ними шли толпой члены Великого Синедриона, многие из которых хотели остановить насилие, и только двое-трое втайне надеялись на восстановление, по обычаю предков, справедливости.
Захария вошел в Святилище. В эту минуту молодой судья с курчавой бородой, которого Захария разозлил своим признанием, вытащил спрятанный в складках одежды булыжник и, бросив его на землю, громко крикнул:
— Остановитесь, братья, сын Варахии отдает себя на суд Господа! Разве не сказано: «У Меня отмщение и воздаяние»?
Он сдержал напор шедших позади него, а они, в свою очередь, остановили шедших за ними. Но человек двадцать все-таки вошли в Святилище.
Захария встал около алтаря и в отчаянии воздел руки к небу. Он воскликнул:
— Народ Израиля, в чем я виноват? Здесь, в этом священном месте, я призываю в свидетели Господа Бога, что не занимался никаким колдовством, что люблю одного Господа нашего и ненавижу царей зла! Я сказал правду!
На это Рувим запальчиво возразил:
— Разве ты не слышал первосвященника? Ты осквернил святое место, сын Варахии, и только твоя кровь может очистить его.
Он вытащил булыжник и бросил его в Захарию, попав в губы.
— Ха! Ха! — расхохотался Рувим. — Я выбил безбожнику зубы!
Захария запел дрожащим голосом:
О, будь благословенен, Боже Сил, Израильтян бо, крепкий, навестил И от египтян их освободил.
Человек десять из компании Рувима смутились и выскочили вон. Однако оставшиеся расхрабрились еще больше и били и пинали Захарию, пока он, призвав месть Господа на их головы, не свалился замертво. И алтарь и семисвечник были залиты его кровью.
Симон, спотыкаясь и падая чуть не на каждом шагу, прибежал в сопровождении стражников, когда все уже было кончено, и ужаснулся открывшейся его глазам кровавой картине.
— Беда нам, братья! — вскричал он. — Почему вы не подождали до утра?
Рувим торжествовал. По старому обычаю, колдовство может быть искуплено только кровью колдуна, и самое лучшее место казни — алтарь, который он осквернил.
Рувим не стал прятаться.
— Сын Боефа, не ругай нас за усердие! Бог рассердится на тебя! Лучше скажи, как нам изгнать демонов, которые еще могут здесь прятаться?
И вновь Симон оказался перед трудным выбором. То ли ему одобрить насилие как внушенное праведным рвением и давними юридическими нормами, то ли осудить как кощунственное и совершенное бандой юных патрициев? Одобрить? Это значит нанести обиду суду и ослабить власть Великого Синедриона, в котором он был председателем. И все-таки юнцы действовали не из злобы. Это все Рувим. Осудить их на смерть — значит причинить много горя. К тому же почти все они родственники членов Великого Синедриона. Да и их смерть не вернет к жизни Захарию!
Симон выбрал меньшее из зол. Он подписал одобрение, хотя сделал это весьма неохотно. Потом, чтобы доставить радость Рувиму, он приказал сжечь над алтарем сердце и печень рыбы, как когда-то советовал ангел Рафаил Товиту Вавилонянину, чтобы изгнать демона Асмодея. Говорят, злые духи не любят запаха жареной рыбы, а Асмодей не любит больше других, потому что делит с демонессой Лилит, первой Евой, власть над всеми детьми Лилит, которые, как считается, живут в пустыне Верхнего Египта.
Когда сердце и печень были должным образом сожжены, очищение продолжалось с помощью серы, потом наступил черед чистой воды — семь вод на каждый кусочек Святилища. И это не говоря о молитвах, литаниях, жертвоприношениях и посте.
Все, кто оказался вовлеченным в дело Захарии, дали клятву молчать, однако начальник Храмовой стражи донес Ироду о смерти Захарии. Ирод разгневался, но не испугался. Если Великий Синедрион единодушно отверг богоявление, хотя вроде бы никто не заподозрил обмана и не усомнился в неземной сути видения, что ж, значит, эти жестковыйные фанатики упустили возможность (а ведь он прямо подсовывал ее) помочь ему в его религиозной революции и сами обрекли себя на смерть. Какому же Иегове они теперь поклоняются?! Бессильному лунному существу из Вавилона?! Мерт-воживущему богу разума и законности, который изгнал бога жизни, любви и смерти? Маньяку-затворнику, которому на целый год верующие дают в Святилище три вещи: измерительную линейку, измеритель жидкости и несколько разновесов, — а ему, видите ли, мало этого математического совершенства, и он каждый день жадно пьет горячую кровь овец и козлят, требует музыки и одевается в ворованные одежды Великой Богини Анаты, к тому же зачем-то душится ее благовониями! Ладно, надо подождать несколько месяцев и попробовать еще раз, но это будет последний раз. Тогда уж священники не отвергнут своего прежнего бога, вечного бога, в чью честь менее властные боги Египта всегда имели при себе скипетр с головой осла. Он уничтожит их всех вместе с их лживым Писанием и навсегда покончит с ненавистной верой.
Есть еще израильтяне, верные Солнцу Святости, и он вознаградит их за преданность, назначит священнослужителями высшего божества на священной горе, откуда его так надолго изгнали. Ирод никому не сказал, что задумал, боясь, что квиетисты могут не захотеть участвовать в избиении, но когда дело будет сделано, им уж никуда не деться. У него есть четыре тысячи человек, ни один из которых не преклонил колена перед узурпатором Святилища. Все они служат истинному богу, живут в пустыне, поют ему на рассвете гимны и каждый первый день недели, день солнца, отмечают праздником любви.
Ирод хранил молчание, делая вид, что ничего не знает о происшедшем, однако гнев его поразил Симона. Он не простил ему ритуального сожжения сердца и печени рыбы, посвященной богу Осирису, который был убит своим братом Сетом. Совершая такой же в точности ритуал, египтяне спасаются от жаркого ветра пустыни, прозванного Дыханием Света. Он обвинил Симона и его дочь-царицу в том, что они знали о заговоре Антипатра. Он лишил Симона первосвященства, развелся с царицей и вычеркнул из завещания ее кроткого, погруженного в науки сына, царевича Ирода Филиппа, второго после Антипатра законного наследника.