Царь Итаки

Айлиф Глин

* * *

Они встали лагерем на удалении от дороги, в восточных горах. Место походило на то, где стоянку разбивали предыдущей ночью — крутые склоны выходили на море, а на вершине возвышенности оказалась оливковая роща. Итакийцы развели небольшой костер, опасаясь привлекать внимание большими языками пламени. Антифий спел им старую песню с острова. Эперит никогда не слышал этой легенды в Алибасе, поскольку она посвящалась морским богам, которые мучают передвигающихся

на кораблях смертных, удерживая их вдали от дома.

Но люди Одиссея хорошо знали песнь. Они кивали, с грустью узнавая каждое испытание, о котором говорилось, ожидая следующих событий. Тема проклятых странствий очень соответствовала их настроению. Это была короткая песнь, которую легко выучить. Их люди поют своим друзьям, когда в компании нет аэда. Поэтому вскоре пришел черед других что-то исполнить.

Все знали истории, о которых рассказывалось в песнях. Они слышали их по много раз, и слова хорошо запомнились. Даже Ментор, который так как следует не отдохнул, у которого продолжали болеть раны, спел им низким красивым голосом.

Затем пришел черед Одиссея. Звучавшие ранее слова увели людей от эгоистичных мыслей о собственных проблемах, от их незначительных беспокойств о еде, сне и завтрашнем дне. Они медленно сплачивались в единую группу, которая подпитывалась легендами. Все бессознательно трансформировалось в общие эмоции, а те в свою очередь обеспечивали биение сердец в унисон.

Когда заговорил Одиссей, то его мягкий голос вконец объединил их. Он улавливал настроение и привлекал своих воинов, вел за собой и поднимал на борьбу. Его слова полностью овладевали людьми, проникали в их души, возвышали, вдохновляли и завораживали их. Он не пел, а просто рассказывал историю, четко и ритмично, смешивая их мысли и эмоции в единый поток.

Одиссей рассказывал членам отряда о богах и древних существах, которые предшествовали им, о сражениях, которые шли до появления человека, срывали вершины гор и осушали океаны. Когда он наконец замолчал, в их сознании продолжала звучать история. Воины не могли остановиться, и думали о ней, а ночной бриз развевал их плащи и обдувал открытые части тел, возвращая назад — в мир на вершине горы. Их окружали старые, словно сама вечность, деревья. А сверху смотрело черное, будто ворон, небо, наполненное звездами.

Люди по одному завернулись в плащи и попытались заснуть, раздумывая об огромном мире, частичками которого являлись. Им не требовалось понимать его или свою роль в нем, а только вновь принять свою смертность. Увидев свое истинное лицо, осознав, что смертен и его когда-то ждет конец, Эперит не почувствовал смирения перед судьбой. Вместо этого он ощутил подъем, его дух вознесся, чтобы потребовать ту маленькую искру жизни, которую даровали ему боги. Он был совсем не имеющим значения существом, но все же существовал, а значит — собирался сделать это существование стоящим.

* * *

Они проснулись до рассвета от запаха дыма и потрескивания огня.

Эперит поднял голову со свернутого плаща и вначале подумал, что это продолжается сон, принявший какой-то странный оборот. Затем он увидел Дамастора, бежавшего по лагерю.

— Пожар! — кричал Дамастор. — Деревья горят! Просыпайтесь!

Юноша вскочил на ноги и с ужасом огляделся вокруг. Два дерева из окружавших лагерь теперь ярко горели, они казались жутким маяком на фоне уходящей тьмы. Другие воины из отряда, шатаясь, поднимались из-под плащей. Волосы у всех были растрепаны, судя по затуманенным взглядам, люди пока полностью не проснулись. Эперит увидел среди них Галитерса и бросился к нему.

— Мы должны найти какую-то воду, — сказал юноша напряженным голосом. — Если Полиб где-то рядом, то он обязательно это увидит.

— Слишком поздно, парень, — ответил Галитерс и показал на бушующий ад. — Ты видишь, как огонь перекидывается с одного дерева на другое? Даже если бы здесь была река, а у нас имелись какие-то емкости, кроме шлемов, чтобы ее зачерпывать, мы никогда не смогли бы потушить этот пожар. Я только молюсь, чтобы поблизости не оказалось тафиан.

Эперит хотел что-то сделать. Но этот пожар должен был увидеть любой человек, находящийся в радиусе многих стадий от здешних мест. Скоро рассветет, и тогда дым станет не менее заметен, чем языки пламени в ночи. Участники отряда беспомощно наблюдали за происходящим, а жар высушивал им глаза. Лица горели, а люди раздумывали, не станет ли их положение еще хуже.

Вскоре рядом появился Дамастор, схватив молодого воина за руку.

— Эперит, где мулы? Они были привязаны вон там.

Эперит посмотрел в ту сторону, где находились животные, когда он засыпал. Теперь мулы отсутствовали. Вероятно, они сорвали привязь, запаниковав из-за огня, после чего унеслись куда-то в ночь. Животные забрали с собой последние припасы, а что еще хуже — подарки для Елены. К воинам подбежал Одиссей.

— Собери людей и отправляйся на поиски мулов, Дамастор! — приказал он, явно разозлившись на стражника. — Галитерс, проверь, чтобы отряд был готов к выступлению до восхода солнца. Я хочу убраться отсюда как можно быстрее и продолжить путь в Мессению.

— Как это могло случиться? — спросил у него Эперит. — И почему дозорный ничего не видел?

— Дамастор снова заснул, — ответил царевич и поджал губы. — А что касается пожара, то причиной мог послужить уголек из костра, раздутый ночным ветром.

— Более вероятным объяснением является предательство, — ответил Эперит, но Одиссей уже спешил прочь, отдавая приказы подчиненным.

Поиск мулов Дамастором не увенчался успехом. Люди были вынуждены уйти только с той едой, которая лежала в вещевых мешках. Вскоре начался моросящий дождь, итакийцы ругались из-за того, что дождя не было прошлой ночью. Тогда деревья оказались бы слишком влажными и не смогли загореться, а людям не пришлось бы уходить с основной дороги и пробираться по трудной местности, чтобы избежать преследования.