Царь Итаки
Шрифт:
Диомед увидел, как вошли итакийцы, и отправился поприветствовать их.
— Великолепен, не правда ли? — спросил он, кивая на Аякса. — Вы можете представить его в битве? Сами боги испугаются такого воителя.
— Он как раз об этом и заявлял, — сообщил Галитерс. — Я слышал, как он хвастался, что если захочет, способен победить Ареса и Афину вместе взятых, причем голыми руками. Такие разговоры могут только привести к беде.
Диомед кивнул:
— Это правда, что он не уважает богов. Но все равно это человек чести, и я был бы счастлив иметь его в друзьях и союзниках. Мы с Агамемноном говорили с ним насчет предстоящей войны, и эта мысль ему очень понравилась.
— Здесь нет больше таких, как он, — сказал Эперит. — Но такая гордость опасна. Я слышал, что он прибыл без сопровождения, поскольку ему противна сама мысль о том, что может потребоваться защита. Если не считать этих двух существ, которые все время держаться при нем, Аякс сражается в одиночку. Я даже слышал, как он говорил, будто остальные претенденты напоминают ему обеспокоенных рабынь, раз привели с собой столько солдат. Но я считаю, что подобное бесстрашие и независимость делают человека ненадежным и опасным.
— Может, и так, Эперит. Но он — наше сильнейшее оружие. Не знаю, можно ли в это верить, но говорят, что его кожу не может пронзить никакое вооружение с тех пор, как его еще в младенчестве накрыли шкурой Геракла. А еще я слышал, что Геракл — единственный человек, которого он уважает. Вы представляете, что случится, если эти двое когда-нибудь подерутся? Будет новая воина богов и титанов.
Воинская мощь и мастерство царя Саламина определенно стали навязчивой идеей Диомеда. Эперит видел, как Аякс разбрасывал мирмидонян, словно муравьев, и тоже относился к нему с восхищением. Однако его всегда учили сражаться в отряде, группе, поэтому любой, кто сражался в одиночку, вызывал у него естественное подозрение.
К ним присоединился Менелай, который по-дружески приветствовал собравшихся и сказал, что совет вскоре начнется. Затем он обвел взглядом остальных, подсчитывая их про себя. Внезапно что-то привлекло его внимание.
— А кто это там в безрукавке из овчины?
Он показал на молодого человека, стоявшего в тени, в дальней части зала. Юноша был красив, но определенно не происходил из знати. Выглядел он, как пастух, только вместо посоха держал гигантский лук, который оказался даже больше, чем тот, что отдал Одиссею Ифит. Эперит с облегчением отметил, что у парня при себе нет стрел.
Внезапно послышался громкий стук. Это Агамемнон стучал по каменному полу большим деревянным посохом, призывая к тишине. Последовала пауза, во время которой все смотрели на царя Микен, одетого в безупречную белую тунику, отливающую золотом кирасу и красный плащ. Он глядел на собравшихся, пока два царя Спарты занимали места рядом с ним, и терпеливо ждал, когда другие последуют их примеру. Затем, когда все расселись по выставленным скамьям, Агамемнон заговорил.
— Благородные господа Греции! Претенденты на царевну Елену! Я пригласил вас на этот совет для обсуждения военных вопросов. Но вначале будет правильным вспомнить, какие великолепные люди собрались здесь сегодня. Вы — гордость Греции, вы — люди самого высокого рождения. Некоторые из вас являются сыновьями богов, другие сопровождали Язона во время путешествия в Колхиду, или имеют отцов среди аргонавтов. Некоторые недавно вернулись после осады Фив. И если не считать этот несчастливый город и несколько малозначительных государств, то здесь представлены все народы Греции. Никогда раньше под одной крышей не собиралось столько богатых, высокопоставленных и прославленных людей, чем вы должны гордиться. Много поколений людей будут говорить об этой встрече. Но дети наших детей сохранят память об этом дне не из-за того, кто мы такие. Нет, я честно заявляю вам: нас запомнят за наши дела, потому что сегодня мы можем создать и скрепить союз народов, который будет жить вечно. Если вы послушаетесь моего совета, то у вас появится возможность принести мир на нашу землю, объединить народы, говорящие на греческом языке, выступить с оружием против растущего влияния порочного Востока!
Они приветствовали его слова криками, пока балки под потолком не завибрировали от них. Весь зал наполнился криками, и они раздавались снова и снова. Хотя Агамемнон снова поднял посох, призывая к тишине, собравшиеся продолжали бурно выражать эмоции. Люди встали и сотрясали кулаками в воздухе, услышав о перспективе войны. Затем, когда заглохло последнее эхо одобрительных возгласов, царь Микен по очереди посмотрел на каждого претендента, называя их по имени. Некоторые имена уже были овеяны славой и величием, другим еще предстояло завоевать славу и почести.
При упоминании имени Аякса он встал и поднял руку. Эперит увидел, что это разозлило Агамемнона, и лицо его на мгновение исказилось. Однако он быстро взял себя в руки и жестом показал Аяксу, что тот может выступить.
— Ты говоришь о войне, — прозвучал громогласный голос, гулким эхом разнесшийся по залу. — И объявляешь, что собравшиеся здесь люди — величайшие на земле. Но ты не прав. Как ты можешь такое говорить на собрании лучших воинов Греции, если на него даже не пригласили величайшего героя? Где Геракл?
Собравшиеся воины согласились с Аяксом, послышались соответствующие возгласы. После этого встал Тиндарей и прошел в переднюю часть возвышения.
— Я не хочу, чтобы этот женоубийца претендовал на мою дочь! Его выходки сделали его нежелательным гостем везде, куда он приходит. И если бы он появился здесь, то я отправил бы его назад, за пределы моей страны.
Аякс рассмеялся:
— Ты предполагаешь отправить Геракла прочь от ворот Спарты? Тиндарей, твои слова в его отсутствие — это хвастовство. Но Геракл мог бы забрать твою дочь силой, если бы захотел. Может, он и немолод, но ни один человек, кроме меня, даже не смеет надеяться противостоять ему.
Пока он говорил, кто-то стал проталкиваться сквозь толпу воинов рядом с ним, и пастух в безрукавке из овчины вышел на открытое место у очага. Он остановился там и обвел взглядом уставившихся на него воинов, но так пока ничего и не сказал.
— Кто ты такой? — закричал Тиндарей, и вся царская злость на Аякса выплеснулась на вновь прибывшего.
Хотя в глазах парня стояли слезы, он не выказывал страха. Вместо этого юноша поднял гигантский лук над головой и продемонстрировал его собравшимся.
— Это лук Геракла, — объявил он. — Он передал мне его перед смертью.
Внезапно все замерли на своих местах, резко одновременно вдохнули воздух. Затем зал словно бы взорвался. Гости, как один, издали долгий громкий крик, зал наполнился их возгласами отчаяния. Аякс сделал два шага к парню, схватил его за горло и стал трясти, словно куклу, ругая, называя лжецом. Одиссей с Ментором бросились на помощь незнакомцу, чтобы вырвать его из рук гиганта. За их спинами Агамемнон со всей силы ударил посохом по возвышению и заорал, призывая к порядку. Но порядок был восстановлен только после того, как Аякс справился со своей яростью и громовым голосом приказал всем замолчать.