Царь Кровь
Шрифт:
Сотни пуль вспенили пыль вокруг этого человека. Он вскрикнул и взметнул руку, как регулировщик, останавливающий автомобиль в каком-то кошмаре. Но пули не хотели останавливаться.
Куски металла впились ему в живот, в грудь, в ноги. Он кричал, он поднял руку повыше. Над головой рявкали ружья. Зарядом дроби Иисусу оторвало пальцы, но он все держал руку ладонью наружу. И кровь толчками хлестала из обрубков.
Затрещал пулемет, взрывая землю вокруг него. Пули вспороли ему ноги от колена вниз.
Он вскрикнул и рухнул на колени.
И ревел голосом, в котором
– Я – ИИСУС! МЕНЯ НЕ УБИТЬ! Я ЖИВОЙ! Я ЖИВОЙ!
Заговорили винтовки. Красные трассеры метнулись указателями ему в лицо.
Между глазами раскрылось пулевое отверстие – такое, что палец можно просунуть. Одновременно разлетелся затылок этого человека, расплескав мозги веером по горячей грязи. Они зашипели и запеклись, как яйцо на сковородке.
У меня руки болели – так я вцепился в поручень.
Не могу поверить.
На этот раз он мертв.
Упавший труп валялся тряпичной куклой на земле, разбросав изжеванные пулями руки и раскрыв искаженный рот, будто собираясь выкрикнуть оскорбление небу.
Издав глубокий вздох облегчения, я обтер лицо и сказал:
– Он мертв... слава Богу. На этот раз он действительно мертв.
И я повторил это еще раз. И в третий раз. Чтобы убедить самого себя.
Кейт потянула меня за руку, желая отвлечь мое внимание от трупа ради кое-чего другого. Люди с верхней палубы потекли вниз по трапу. Оружие они небрежно несли в руках дулами вниз. Они терли глаза, трясли головами, как будто только что пробудились от глубокого сна. Галлюцинации их оставили. Некоторые оглядывались по сторонам, еще оглушенные эффектом электрического поля, другие с глуповатым недоумением смотрели на останки человека, который называл себя Иисусом, но этих было мало. Почти все глядели на лавину беженцев, текущую к кораблю через горячий пепел.
Они были уже ближе пятидесяти метров. На их лица легла печать изнеможения, убравшая из глаз выражение боли, несмотря на покрытые волдырями босые ноги, на обожженные ядовитым газом легкие. У них был вид почти безмятежный, заставляющий вспомнить иконы святых мучеников. Даже намека на агрессивность не было ни в одном из этих тысяч людей. Единственное, что им было нужно – спасти детей. Только это имело значение.
– Рик! – вдруг неожиданно тихо сказала Кейт. – Они бегут не от газа. Ты видишь истинную причину?
Я покачал головой, продолжая оглядывать толпу.
– Нет, Рик, не на людей смотри. Посмотри на равнину за ними. Видишь?
Я увидел и покрылся гусиной кожей.
– Боже мой! – вырвалось у меня вполголоса. Теперь я видел, что так безжалостно погнало людей через горящую пустыню.
135
Врубил бы я тогда свои ленивые мозги да схватил бы видеокамеру, мог бы записать то, что было дальше, чтобы знало все человечество.
Вместо этого я теперь пишу эти слова. Мне лишь хочется отдать справедливость тому, что я видел. И отдать справедливость этим обгорелым остаткам человечества на равнине.
Вот представьте себе:
Стоит корабль.
Стоит
На корабле человек шестьдесят уцелевших из группы Стивена и племени человека, который называл себя Иисусом. Сам он лежит на спине в пепле. Рот его навсегда застыл в посмертном крике.
Небо закрыто низкими давящими тучами, где змеятся молнии. Музыкой рока звучит гром.
Равнина трескается, извергая газ. Летят вверх красные искры.
И большим полукругом, вроде лунного серпа, упавшего на землю, идут изможденные уцелевшие из оазиса.
Сколько их? Двадцать тысяч? Двадцать пять? Сорок? Не знаю.
Вот они. Такие же люди, как мы. Они несут детей на плечах, они еле бредут. Даже не чувствуется движения. Молчание абсолютное. Ни один ребенок не всхлипнет. Дети даже не морщатся под раскаленными искрами с земли, бьющими в лицо.
А за ними – то, что гонит их к кораблю.
Оно уже близко.
Наводнение.
Как будто прилив затопляет берег.
Огромная гладь воды плавно тянется к кораблю. Ни одной высотки, на которую могли бы подняться беженцы. Единственная их надежда – корабль.
На моих глазах вода подобралась людям к лодыжкам, потекла дальше к кораблю.
Она шла быстро, гоня перед собой желтоватую пену, смыла изорванное пулями тело безумца, вода затекала в трещины, тут же соприкасаясь с раскаленным камнем, булькала и шипела, как заливаемый костер.
Вырвались сотни миниатюрных гейзеров, взметая кипяток и пар на высоту человеческого роста.
Медленно брели к кораблю беженцы, уже по колено в воде.
И только тут я увидел отдельных людей, а не полумертвую человеческую толпу.
Я видел лица мужчин, женщин и детей. Я видел людей, похожих на врачей, учителей, продавцов, водителей автобусов... на друзей, которых знал в прошлом. Когда-то вон тот молодой человек с изголодавшимся лицом мог бы обслуживать меня в кафе. Я бы сидел рядом вон с той блондинкой, у которой на руках младенец. Она почернела от пепла, глаза у нее ввалились, но еще недавно я мог бы сидеть рядом с ней в баре и любоваться ее формами и думать, наберусь ли я храбрости предложить ей выпить.
Трехлетняя белая девочка сидела на плечах черного гиганта. Она прижимала к груди плюшевого медведя. У гиганта была в груди пулевая пробоина – когда люди с корабля отчаянно стреляли по сумасшедшему, находясь в тисках галлюцинации, пули попадали и в беженцев.
Вода поднялась выше колен. Течение тянуло вперед, как в сильном прибое.
Я стоял, не в силах шевельнуться. Огромность зрелища подавляла, я чувствовал себя крошечным и бесполезным. Катастрофа произойдет на моих глазах, и я ничего – совсем ничего – не могу сделать.