Царь нигилистов 6
Шрифт:
Разгрузили чашки и стерильные бинты, которые Пирогов тоже не забыл прихватить с собой. Из первой партии пенициллина сразу выдели каплю для испытания на «гнойном микробе».
С приездом Николая Ивановича как-то сразу стало спокойнее, и Саша смог вздохнуть свободнее, сбросив на него часть ответственности.
— Наверное, надо было вскрывать карбункул неделю назад, — предположил Склифосовский. — Не решились без пенициллина.
— Надо, — кивнул Пирогов. — Только не с вашим опытом. С вашим опытом — две недели назад.
—
— Правильно боялись, — сказал Пирогов. — Надеюсь, что ещё нет.
К трём пополудни всё было готово, и весь консилиум во главе с Пироговым отправился к Ростовцеву.
Царь ещё был у него. Они что-то горячо обсуждали.
— Перед операцией нужен покой, — заметил Пирогов.
Папа немного смутился и встал с места.
— Прямо сейчас да? — спросил Ростовцев.
— Да, — сказал профессор.
— Ваше Величество, — позвал Яков Иванович. — Можете немного наклониться?
Царь вернулся на место и склонился над Ростовцевым.
— Если не придётся больше увидеться… — проговорил генерал.
И добавил уже совсем тихо, но Саша стоял достаточно близко, чтобы услышать…
Глава 4
— Государь, не бойтесь, — сказал Ростовцев.
Папа кивнул и осторожно обнял генерала.
Встал, пожелал всем удачи и вышел из комнаты.
Саша остался. И его никто не попытался выгнать.
Стол был готов и стоял у окна. Андреев с Баландиным и Склифосовским расправили белоснежную простыню и закрепили на столе. Расставили вокруг табуретки, покрыли белыми кусками ткани, водрузили туда металлическую коробку с инструментами, бутылку, очевидно с хлорной известью, пузырек со спиртом, шприцы, пузырьки с пенициллином, разложили вату и бинты.
Гогель посмотрел на приготовления и тоже ретировался в соседнюю комнату.
Пирогов роздал помощникам и Саше белые халаты и марлевые маски.
С тем, что Саша видел весной в Сухопутном госпитале контраст был разительный. Кожаные фартуки, шерстяные простыни, хорошо впитывающие кровь, и нестерильные повязки ушли в прошлое.
В воздухе запахло хлоркой. Пирогов мыл руки хлорной известью над неизменным тазиком на табуретке. Склифосовский лил ему на руки хлорную известь из бутыли. Потом мыли руки остальные члены медицинской команды.
Саша приподнял большой палец вверх. Пирогов увидел и улыбнулся.
Не было резиновых перчаток и бахил. Но здесь уж мяч на Сашиной стороне. Обещал и не сделал. Не до всего руки доходят!
Ростовцев смотрел на это примерно, как на сцену из Венецианского карнавала.
— Это будущее, Яков Иванович, — заметил Саша. — Смотрите.
Ростовцева аккуратно перенесли на стол. Пирогов взял губку с хлороформом и поднёс к лицу пациента. К запаху хлорки примешался сладковатый запах эфира.
Яков Иванович побледнел, дыхание
— Спит.
Положил губку в тканевую воронку и отдал Андрееву. Тот поместил её у рта спящего генерала, но вертикально её держать было невозможно, потому что больного надо было перевернуть на живот, поскольку карбункул располагался на задней части шеи. Так что губка оказалась под его лицом на простыне.
Саша подумал, не случится ли так передозировки хлороформа, но решил, что Пирогову виднее.
А местное обезболивание им неизвестно? Например, банальный новокаин. Надо будет потом спросить.
Николай Иванович молниеносно вскрыл нарыв и освободил от гноя. Обработал рану, присыпав порошком кирпичного цвета. Карболка что ли? Но Саше казалось, что она должна быть сиреневой. Он хорошо помнил из будущего фиолетовую хрень под названием «фукорцин».
Тем временем Пирогов наложил повязку, смоченную пенициллином. Сделал укол препарата прямо в шею, рядом с раной.
Ростовцев очнулся уже на кровати и застонал.
— У нас есть что-то обезболивающее? — спросил Саша.
— Лауданум, — сказал Пирогов.
Саша поморщился и вздохнул.
Пирогов набросал рецепт и передал жене Ростовцева Вере Николаевне.
— Завтра приедем ещё раз, Яков Иванович, — пообещал хирург. — Посмотрим на остатки вашего карбункула.
Знаменитый хирург согласился на Зимний, что Сашу очень обрадовало. Интересных и приятных людей хотелось иметь под боком. В тот же вечер Саша заманил Пирогова к себе на чай.
— Помните я просил об обзорном курсе медицины? — спросил Саша.
— Да, конечно, — кивнул Николай Иванович.
— Простите, что не сразу ответил, — сказал Пирогов, — я был слишком занят пенициллином и предложил прочитать лекции моему другу Иноземцеву вместо меня. Он гораздо лучше, как лектор. Но, к сожалению, он совсем потерял зрение и вынужден был отказаться.
— Я хотел, чтобы это были вы. Пенициллин получен. А после того, как мы поставили на ноги моего кузена, думаю, папа не будет возражать, так что нужно использовать окно возможностей. И вы все равно здесь. Вы же не бросите Якова Ивановича, пока перспектива его выздоровления не ясна?
— Конечно, я останусь. Да, готов вам преподавать, но у меня одно условие.
— Какое?
— Я не возьму с вас денег.
— Ну, вот! — сказал Саша. — Обязательно нужно поставить меня в неудобное положение! Ну, почему?
— Потому что я понимаю, что получу больше, чем отдам.
— Идеи не так уж ценны сами по себе, — возразил Саша.
— Это окончательное условие, — сказал Пирогов.
— Ну, ладно, — вздохнул Саша.
Налил гостю чай, пододвинул вазочку с малиновым вареньем и вазу с мандаринами, которые как раз появились в Петербурге.