Царь Саул
Шрифт:
Бронзовокожий жрец с широкими скулами искренне удивился и отвечал с достоинством:
— Господин и царь мой! Если бы мне говорили заведомую ложь, то я бы не поверил. Но я сам видел твоё благоволение к Добиду при всём войске. Я уверен, что из всех рабов твоих никто не был так верен тебе, как Добид. Разве он не зять твой? Разве он не исполнитель твоих повелений? Разве не почтён он в твоём доме твоими родителями и сыновьями? К чему меня вопрошать? И так понятно: к кому склонен сердцем царь, у того и благословение божие. Нет, господин и царь мой, не обвиняй меня в преступном сговоре против тебя. Не обвиняй и весь дом отца моего, ибо о других твоих делах с Добидом-бетлехемцем не знаю я ничего.
— Доик, ты находился в Номбе до прихода Добида в этот город? — обратился царь к идумею, который внимательно следил за расспросами и ответами под дубом, посвящённом баалу.
— Гашпадын мой и царр, я там жил тогда, — ответил Доик с поклоном.
— Рассказывал ли ты старшему левиту Ахимелеху, что я посылал тебя с воинским элефом в Рамафаим?
— Чтобы умэртвить бэтлэхэмца? Да, я эму гаварыл.
— Ты хочешь возразить, Ахимелех?
— Я не обращал своего внимания на то, что бормотал прятавшийся у нас косноязыкий идумей. Я не поверил ему, хотя и не стал возражать. Ибо в споре с мудрецом только выигрываешь, а в споре с невеждой всегда выигрывает он. Я ни в чём не виновен.
— Ты облагодетельствовал моего врага. Ты должен умереть, Ахимелех, ты и весь дом отца твоего, — решил в заключение царь. Он резко повернулся к стоявшему рядом воину. Указывая на левита, сказал: — Убей этого человека!
Воин, застывший с непроницаемым лицом, внезапно свирепо ощерился и вонзил копьё в грудь Ахимелеха. Железное острие пробило сердце и вышло из спины под левой лопаткой. Левит упал навзничь. Копьё, торчавшее из его груди, вздрагивало вместе с биением сердца. Потом замерло, а изо рта убитого вытекла струйка мутной слюны.
— Умер без мучений, — криво усмехнулся Абенир и приказал подчинённым: — Убрать его и сбросить в ущелье.
— Абенир, возьми воинов и перебей всех находящихся в лагере. — Саул указал на окружённых священников Номбы.
— Я пригожусь тебе для войны с безбородыми или с элефами северных колен. Я должен защищать твой дом и твоих детей, — уклонился, поморщившись, двоюродный брат царя. — А убивать левитов не моё дело.
— Тогда ты, Ард, сделай это.
— Но я ершалаимец. Такая жестокость по отношению к жрецам Ягбе со стороны евуссея вызовет ропот народа. Скажут: он скрытый поклонник идолов, и потому убил священников единого бога.
— Лицемер! — заскрежетал зубами Саул. — Янахан, докажи хоть сейчас, что ты предан мне, а не своему дружку Добиду.
— Отец, пошли меня в самое опасное место! — воскликнул Янахан, бледнея от возмущения. — Я готов с малым отрядом идти на города безбородых, на полчища «ночующих в шатрах». И любое мгновение я готов умереть за тебя. Но убивать божьих слуг, священников Ягбе, я не могу.
— Предатель! Ослушник своего отца и царя! — закричал Саул, приходя в бешенство. — И вы все боязливые старухи, а не бойцы, носящие медные доспехи! — Царь повернулся к младшим сыновьям, зятю Адриэлю и другим начальникам войска. — Будьте вы прокляты! Кто перебьёт коварных левитов, тот будет назначен тысяченачальником вместо сбежавшего Добида. Ну? Кто?
— Я шоглашен, царр, — заявил идумей Доик, выступая вперёд. — Я убью твоих врагов. Прыкажи бэныамынцам мнэ шлушаться.
— Повинуйтесь ему, — приказал Саул воинам.
Вздыхая и ворча, копейщики последовали за Доиком, который ворвался в беззащитный лагерь. Размахивая боевым топором на длинной рукояти, Доик принялся беспощадно истреблять отчаянно вопивших левитов. Постепенно воины тоже остервенели. Началась дикая, необузданная резня.
Некоторые молодые левиты пытались сопротивляться. Они хватали палки и камни. Выкрикивая священные гимны, бились против одетых в доспехи копейщиков Саула. Четыре смельчака сумели вырвать мечи у воинов. Отражая удары, они ускользнули из окружения и помчались к горам. Меткие стрелы с тонким змеиным свистом поразили троих. Только один юноша добежал до леса и исчез среди зарослей колючего дрока.
Истребив левитов, позвали хмурого Ашбиэля и ужасающегося содеянным Ахию. Саул велел им прочитать положенные молитвы над окровавленными трупами собратьев. Затем, по существующему правилу, их похоронили в пещерах, куда относили тела мёртвых уроженцев Гибы. Всего было убито восемьдесят пять служителей Ягбе, носивших льняной ефод.
Во главе тысячи отборных воинов Доик напал на Номбу. В городе оставались простые ремесленники и землепашцы, а также многочисленные семьи плодовитых левитов.
Бениаминцы ворвались в обитель священников, будто в город самых заклятых врагов. По обычаю древности, исполнять который требовал от Саула первосвященник Шомуэл, были изрублены и растерзаны мужчины, женщины, старики, дети, юноши и девушки, даже грудные младенцы. Мечи Саулова воинства поразили волов, ослов, коз и овец. Их оставили на поживу орлам-стервятникам, грифам, коршунам, волкам и шакалам. Жилища разграбили, забирая самое ценное, а город сожгли.
Переодевшись паломниками, в Рамафаим отправились лазутчики Абенира. Они косвенными путями довели до сведения Шомуэла подробности казни Ахимелеха и уничтожения левитского города.
Первосвященник выступил перед большой группой собравшихся с гневным осуждением царских свирепств над священниками божьими. Однако его осуждение и скорбь выражались только во дворе собственного дома. Поносить царя посреди города или на горе жертвоприношений первосвященник всё-таки не решился.
Позже стало известно, что из всего населения Номбы в живых остался скрывшийся в лесу юноша, сын Ахимелеха, по имени Абитар.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
Добид шёл через лес остаток дня и всю ночь, которая вставала перед ним непроглядной стеной. Идти было страшно. Нога могла сорваться с тропинки в глубокую расщелину, острые растопыренные ветви грозили выколоть глаза. Невидимый хищник мог внезапно броситься из тьмы, и не исключалась опасность наступить на ядовитого аспида или «рогатую» гадюку.
Наконец, возникнув изнутри серебристого облака, выплыла бледная луна. Тропинка прихотливо извивалась, обрываясь под тенью скал в бездонную пропасть ночи. Но Добид стремился удалиться как можно дальше от пределов колена Бениаминова, от селений Юды и Дана, где он был легко уязвим для мести царя, мести несправедливой, но понятной. Далеко остались счастье и слава победы над Галатом, над другими врагами. Как в полузабытом сне, брезжило воспоминание о юной страсти смуглой Мелхолы, братская дружба Янахана, приветливые и лестные слова пожилых людей, кокетливые улыбки девушек. Сейчас ему следовало скрываться, точно оленю от безжалостных стрел охотников. Впрочем, теперь у беглеца была в изобилии пища и имелось отличное оружие.