Царь Шабака или Когда творения предков изъедены червями

Галимов Брячеслав

Битков и Буров в ролях Харемахета и Тануатамона старались изо всех сил, но Витольд был недоволен. "Вы должны как гипнотизёры завораживать народ, вы должны превратить его в сомнамбулу, покорного вашей воле. А во дворце можете расслабиться, вы просто соблюдаете ритуал. Все, кто собрались здесь, и без вас прекрасно понимают, что значит для них Шабака". Битков и Буров повторяли эту сцену снова и снова, но Витольду по-прежнему не нравилось.

Арнольд, сидящий в зале рядом с Наденькой, зевнул:

– Боже, как я не выспался! Вчера поздно вернулся с телевидения, а сегодня с утра на репетицию. Отдохнуть бы хоть недельку...

– А я рада, что

всё так вышло, - Наденька прижалась к его плечу.
– Я до последнего момента не верила, что Витольд меня назначит на главную роль. Эльвира Уклонская должна была играть, но потом он вдруг выбрал меня.

– Эльвира - дура и фальшивит, к тому же, - презрительно заметил Арнольд.
– На вторых ролях она ещё туда-сюда, но на главной - загубила бы пьесу. Витольд знает, кого ставить; я не могу понять, почему он работает в этом жалком театрике? Ему бы ставить спектакли в лучших театрах мира - да, мира! Это его масштаб. Но ничего, рано или поздно он поднимется на свою высоту, - и я, глядишь, с ним. Дай только на ноги встать...

– А я рада, что всё так вышло, - повторила Наденька.
– Подумать только, мы с тобой играем в одной пьесе! Весна, любовь, - и мы на одной сцене, в главных ролях! Я никогда не была так счастлива.

– Тьфу, тьфу, сглазишь! Постучи по спинке кресла, - плюнув через левое плечо, сказал Арнольд.
– Знаешь, ведь боги завистливы.

– Ты говоришь как царь Шабака, - засмеялась Наденька.
– Вошёл в роль.

– А что же, если вдуматься, он во многом прав, - Арнольд сладко потянулся.
– Недаром его помнят вот уже три тысячи лет.

Наденька вздохнула:

– Я бы не хотела, чтобы ты был похож на него.

– Вот, видишь, и ты вошла в роль Пебатмы, - в свою очередь засмеялся Арнольд.
– Такие уж мы люди, актёры, живём чужой жизнью.

– Чужой ли?
– прошептала Наденька.

– Что?
– не услышал Арнольд.
– ...Смотри, Аделаида пришла, и Соснин с ней, - сказал он.
– Эта парочка всюду вместе; интересно, они были любовниками?

– А мне грустно смотреть на них: неужели и мы когда-нибудь станем такими?
– глаза Наденьки наполнились слезами.

– Ну, ну! Чего ты вдруг?
– обнял её Арнольд.
– Ты не на сцене, не надо плакать.

– Да, не на сцене, - вытирая глаза, согласилась она.

– ...Не понимаю, зачем мы пришли? В третьем акте у нас нет ролей, - говорила между тем Аделаида Петровна, опираясь на руку Соснина-Чусовского.

– Это ещё неизвестно, - загадочно ответил он.

– Почему?
– спросила Аделаида Петровна, подозрительно посмотрев на него.

– Витольд что-то затеял. Он передал, чтобы мы пришли, - сознался Соснин-Чусовской.

– Господи, опять какие-то фантазии! Тоже мне, великий режиссёр, - усмехнулась Аделаида Петровна.

– А может, и великий, - потягиваясь, возразил Соснин-Чусовской.
– Вот так работаешь, работаешь с человеком, а он потом делается великим, и ты удивляешься, как раньше не замечал его величия

– Это не тот случай, - отрезала Аделаида Петровна.

– Кто знает, кто знает...
– уклончиво ответил Соснин-Чусовской.

***

– Ну, вот, теперь что-то похожее, - наконец сказал Витольд, в пятый раз посмотрев сцену с Буровым и Битковым.
– Запомнили? Так и только так вы должны играть.

– Мы можем отдохнуть? Хоть небольшую передышку, - взмолились они.

–

Отдохните, - разрешил Витольд, задумавшись о чём-то.
– Так, ладно, репетируем дальше, - встряхнул он головой.

– Опять?! Мы?!
– с ужасом воскликнули Буров и Битков, не успевшие ещё уйти.

– Да не вы!
– отмахнулся от них Витольд.
– Арнольд, покажись!

– Уже здесь, - сказал Арнольд, быстро поднимаясь к нему.

– Отлично, молодчага. Исправляешься прямо на глазах, - улыбнулся Витольд.
– Итак, ты едешь на коронацию, где тебя провозгласят фараоном. Ты делаешь на открытой колеснице три круга по сцене, - ты приветствуешь народ, а народ приветствует тебя.

– Слушай, Витольд, а может быть, нам не колесницу, а автомобиль выкатить на сцену?
– предложил Арнольд.
– Ты сам говорил, что пьеса современная, - автомобиль так и напрашивается тут.

– Нет, не надо, - покачал головой Витольд.
– Это будет что-то сатирическое, в духе Салтыкова-Щедрина, такое уже ставили. Правители приходят и уходят, а проблемы остаются, - вот о них-то наш спектакль... Пусть останется колесница, эдакая шикарная колесница, вся сияющая золотом, - и на ней едет не человек, а земное божество. Вот что ты должен сыграть: явление Господа народу. Заметь, что за всё время, пока ты будешь ехать по сцене, ты не скажешь ни единого слова, только мимика, только жесты: тебе придётся вспомнить, как играли артисты немого кино, а оно было очень выразительным. За пять минут, что ты будешь кружить в своей колеснице, ты должен показать целую гамму чувств: ещё раз подумай, что ощущает бог, являясь перед народом. Ну-ка, что он ощущает?

– Наверное, радость от того, что он видит людей воочию, расположение к ним, желание помочь, возможно, жалость к людям, - ну, не знаю, что ещё, - пожал плечами Арнольд.

– Ты говоришь о добром боге, а наш бог злой, - возразил Витольд.
– Он одержим идей собственного величия и больше всего боится, как бы люди не отвернулись от него, ибо тогда его величие рассыплется прахом, - все поймут, как он ничтожен. Вот на чем ты должен построить свой выход к народу: внутренний страх, глубокий животный страх, что ты будешь повержен, как были повержены прежние земные боги, и отсюда неистовое болезненное желание во что бы то ни стало укрепить своё положение. Поэтому ты одновременно милостив и грозен; ты осчастливил народ своим появлением и благосклонно принимаешь знаки внимания, но никто не должен забывать, что ты олицетворяешь страшную силу, которая любого может стереть в порошок. Ты должен внушать людям благоговейный ужас, смешанный с восторгом; они должны забыть о себе, отдаться своему земному богу без остатка, стать твоими рабами. У них не должно быть собственной воли, - ты сосредоточие всего, чего они хотят. Тогда ты можешь делать всё что угодно со своими врагами при полном одобрении преданной тебе толпы... Сможешь изобразить всё это за пять минут, без слов?
– спросил Витольд, лукаво глядя на Арнольда.

– Да, задачка...
– ответил Арнольд.
– Дай мне немного времени, мне надо сосредоточиться, собраться...

– Ради бога, сосредоточься, - только, смотри, не пей много, - Витольд шутливо погрозил ему пальцем.
– А мы покуда пройдём с Пебатмой её сцену. Наденька, иди ко мне, солнышко!

– Гм, солнышко! Слушать противно!
– фыркнула Аделаида Петровна.

– Когда-то все мы были звёздами, - глубокомысленно изрёк Соснин-Чусовской.
– Дай же звёздам посветить, пока они ещё светят.