Царь Зла
Шрифт:
Они шли в окружении людей, державших факелы. Загадка становилась все сложнее. Но разгадка была близка.
Наконец, перед ними открылась широкая дверь.
Свет множества факелов на мгновение ослепил их.
Мюфлие и Кониглю бессознательно сделали шаг назад. Но упомянутые нами маленькие вещицы сразу напомнили им о необходимости повиноваться.
— Конец — делу венец! — проговорил Мюфлие.
Где же они находились?
Это был огромный зал, потолок которого терялся во мраке.
В глубине
На помосте — стол, покрытый черным сукном.
Впереди — несколько скамеек.
Наконец, немного далее, за решеткой, разделявшей зал почти надвое, чернела большая, шумная толпа.
Все имело классический вид зала судебных заседаний.
Друзей толкнули к скамье, стоявшей справа, то есть, к скамье подсудимых, на которую они опустились совершенно машинально.
Те, которые привели их, стали сзади и, освободив их от оков, вынули кинжалы, готовясь пустить их в ход при первых же признаках неповиновения подсудимых, о чем, впрочем, те и не помышляли.
Место для судей было пусто, точно так же, как и кафедра, за которой обыкновенно стоит прокурор. Над местом для судей, там, где помещается распятие, находился предмет какой-то странной формы, прикрепленный к стене.
Со времени своего появления в зале Мюфлие и Кониглю не могли оторвать глаз от этого предмета, озаренного пляшущим светом факелов.
Вдруг они вздрогнули. То, что приковывало к себе их внимание, был силуэт гильотины, выкрашенной в красную краску. Над ней возвышалась громадная волчья голова.
В эту минуту в толпе произошло движение.
— Суд идет! — раздался голос.
Была ли это галлюцинация?
Но вот трое занимают места за столом. Они одеты в длинные черные одеяния. Лица покрыты черной краской.
На шее каждого из них была узкая красная лента. Казалось, будто это полоска крови, будто отрубленная голова была приставлена к туловищу.
Вслед за ними вошло двенадцать человек, которые сели на скамью, обычно предназначенную для присяжных.
На шее у каждого была такая же полоса, как й у того, кто занял обычное место прокурора.
По толпе пронесся шепот, и раздалось несколько аплодисментов, сейчас же умолкших. Очевидно, эти знаки одобрения относились к только что вошедшим.
Кроме красной ленты на шее, у двенадцати человек, занявших скамью присяжных, было на плече нечто вроде эполета в виде волчьей головы.
Около стола, за которым сидели судьи, стоял другой поменьше, за который сел секретарь.
Затем двое людей, на плечи которых были накинуты волчьи шкуры, приступили к исполнению обязанностей судебных следователей.
— Смирно! — сказал один из них пронзительным голосом.
Сейчас же воцарилось молчание.
Один
— Секретарь, — сказал он, — зачитайте обвинительный акт!
Мюфлие и Кониглю позеленели.
Они начинали понимать.
Они были перед судом Волков. Часто, на галерах, им доводилось слышать, как говорили шепотом об этом суде, который называли Кровавым Судом.
Эта отвратительная подделка под истинное правосудие была обставлена по все правилам настоящего суда.
Президент вместе с двумя судьями руководил прениями. Их места могли быть занимаемы только приговоренными к смерти и бежавшими.
Из среды главных лиц шайки выбиралось двенадцать присяжных, совещающихся, а затем выносивших приговор.
Смягчающих обстоятельств не признавалось.
Особый кодекс определял применение наказаний, которые можно передать одним словом: «Смерть».
Тем не менее, за некоторые проступки полагались клеймение, ослепление и другие мучения. Правила были раз навсегда приняты, и приговоры немедленно приводились в исполнение.
Что касается публики, то она состояла из Волков высшего разряда, посвященных во все тайны Общества.
Надо сказать правду, что Мюфлие и Кониглю принадлежали к самому низшему классу Волков, они были только исполнителями чужой воли.
Этот ужасный Кровавый Суд заседал в упомянутых нами подземельях госпиталя, о существовании которых в Париже никто не подозревал.
— Подсудимые Мюфлие и Кониглю, встаньте и слушайте, — сказал президент.
Это был не Бискар.
Это была другая галерная знаменитость, по имени Пьер Жестокий.
Приятели повиновались.
Секретарь начал чтение. Вся эта пародия на настоящий суд имела с ним такое сходство, что, закрыв глаза, можно было бы вообразить, что присутствуешь на одном из тех торжественных заседаний, где общество защищается от Преступления.
Мы не будем приводить здесь документ, который заключал в себе факты, уже известные читателю, но он хорошо доказывал совершенство той полиции, которую «Парижские Волки» имели в своем распоряжении.
Все было известно подробно: похищение двух друзей, их пребывание в доме Соммервиля, их измена.
Легко представить содержание обвинения, направленного против двух Волков-отступников!
Они выдали врагам тайну убежища Бискара. Благодаря данным ими сведениям, главарь Волков чуть было не был взят в доме на Жеврской набережной!
Впрочем, допрос подсудимых вполне отразит все пункты обвинения. Мюфлие и Кониглю были совершенно подавлены и молча слушали обвинительный акт.
Увы! Куда девалась обычная самоуверенность великолепного Мюфлие? Его усы, в знак солидарности с его печальными мыслями, уныло повисли, губы были бледны.