Цареградский оборотень
Шрифт:
Стимар глянул через плечо старого жреца на землю и увидел на ней черный камень. Камень быстро обрастал бледными и золотитыми лишайниками падавших на него человечьих слов.
Стимар вспомнил, что рассказывал ему старший брат, Коломир, о самом первом северском броднике, и вот кровь старого жреца его на плече стала быстро холодеть и превращаться в пятно Велесова лишайника.
– - А коли не поверю тебе, Лучинов?
– - неуверенно проговорилл княжич, размышляя кстати о том, был бы уж теперь мертвым на костяной крыше Велесова дома
Радимич от этих слов покрылся красными пятнами, и иней растаял на его губах.
– - Вот клятва!
– - крикнул он на всю Рощу, и крик его провалился за спиной Стимара в яму, не отдав никакого эха.
Он сдернул петлю с запястья и, обнажив руку, коротко полоснул около кисти поясным ножом.
– - Возьми, княжич Туров!
– - Еще одна кровь приблизилась к Стимару, запахла духом чужого рода и обильно закапала на Велесову землю.-- Коли лгу, пусть войдет в меня огневица! Пусть войдет в меня червь. Возьми, княжич Туров. Я не берегусь.
– - Не нужно мне твоей крови, Лучинов. Ты -- чужой... Кабы подтвердил кто из северцев...-- Только словом еще мог отступить княжич Стимар, уже начиная верить чужаку-радимичу и уже начиная прощать старому жрецу его замысел.
Глас Даждьбожий ведал только одну дорогу, на какой можно было очистить оборотня и смирить князя-воеводу, когда тот вернется из гона. Не за что было его отныне винить.
Тело Богита становилось все тяжелее и холоднее в его руках, а лицо старца темнело, будто он сам превращался в чернь-камень.
– - Брога от Слободы подтверждает слово Лучинова!
– - вдруг раздалось из кустов.
Ветки едва шелохнулись -- и на поляну вышел в полный свой рост, больше не таясь, побратим княжича Турова. Он выступил из укрытия, разведя руки широко в стороны. Лук висел у него за плечом.
Одиннадцать радимических стрел, нацеленных на слобожанина, стыдливо дрогнули, и тетивы ослабли.
– - Брога потверждает чужое слово, княжич!
– - Подходя ближе, он неотрывно смотрел прямо в глаза своему побратиму и оттого не видел по сторонам никаких чужаков; для него в Велесовой Роще в этот час пролегла своя дорога.-- Я видел. Глас Даждьбожий хотел ударить тебя чернь-камнем. Не ведаю, хотел ли убить тебя, княжич Туров, однако ведаю -- он поднял руку.
Стимар отвел взгляд от Броги и увидел, что на протянутой к нему руке радимича повисла капля крови и не упала, а стала застывать и чернеть. У Стимара пересохло во рту, и он с трудом сглотнул.
– - Помоги мне, Брога,-- сказал он.
Вдвоем со слободским он бережно уложил старого Богита на землю, головой на закат, чтобы его тень легла, как положено, от головы к ногам и, тем самым, зима и лето не поменялись местами и не случилось по этой причине неурожая. Ведь издревле так повелось, что первые три дня тень покойника тянется по земле так, будто он продолжает стоять и ходить, но всегда -- от головы к ногам. И если положить мертвеца головой на восток, то и тень станет расти от него
Не разгибаясь, Стимар снял с плеча дорожную суму и положил ее рядом со старцем. Его рука на миг задержалась у горловины сумы. Прозорливый радимич сразу отступил на шаг.
Брога же достал из своей сумы несколько листьев подорожника, сунул их в рот и принялся жевать. А тем временем осторожно взялся правой рукой за стрелу у самого оперения, неторопливо пропустил всю ее через пальцы и, надавив левой ладонью на лоб жреца, выдернул стрелу из ока. Черную глазницу он заткнул разжеванной мякотью, а стрелу протянул радимичу со словами:
– - Ломай здесь, за межами, княжич Лучинов.
Ни говоря ни слова, радимич кивнул, как молодший или даже холоп, принял у Броги свою стрелу и, сломав ее пополам, бросил через левое плечо.
– - Ты чужой. Когда вернется мой отец, князь-воевода Хорог, наступит большое розмирье,-- сказал Стимар радимичу, оставив сумку и вместе с ней замысел выпустить из чужака душу так же скоро, как тот выпустил ее из самого старого Турова северца.
Лучинов улыбнулся так, что один его глаз, левый, блеснул колкой льдинкой, а другой, правый, полыхнул горячим угольком.
– - Будет розмирье или нет, того никто не ведает. Твой отец, князь-воевода, мыслил одно, а твой жрец Даждьбожий мыслил иное. То мы ведаем ныне не хуже твоего, княжич, а может и лучше твоего. Тебя долго не было на своей земле, а молва ходила с нашими ветрами. Род не принял тебя. Признал волкодлаком. Ктоиз твоих видел волкодлака, кто не горланил попусту, по своему или кого иного умыслу, тот пусть теперь даст клятву, как ныне даю здесь я. Вот Брога от Слободы пусть скажет, видел ли он волкодлака.
– - Подтверждаю вновь, княжич, как твой тайный побратим,-- сказал тот, радуя Лучинова.-- Я, Брога от Собачьей Слободы, не видел волкодлака и могу дать в том клятву на крови.
– - Что теперь скажешь, княжич Туров?
– - вопросил радимич, прищуриваясь, а серебряный уж у него на шее вновь закусил кончик своего хвоста и замер мертвым кольцом.
Стимар поднял с Велесовой земли верного бегуна, испуганно притулившегося к его ноге и, отвернувшись от радимичей, бросил его в яму. Все видели, как вспыхнул бегун падающей звездой и сгорел-растаял, не долетев пяди до крыши подземного дома.
– - Видишь, Лучинов, моя дорога по клятве роду кончилась здесь, где стою,-- сказал княжич.-- Отсюда путь -- по моей воле.
Радимич искоса глянул на Брогу, и двое его воинов сразу подвинулись на полшага к слобожанину.
– - Я уберег твою жизнь, княжич Туров,-- сказал он.-- Здесь, за межами.
– - Я тебя не просил о том, княжич Лучинов,-- ответил Стимар, предчувствуя, что ему опять хотят запереть дорогу.-- Благодарить не стану, а виру за Богита платить придется тебе самому и твоему роду.