Цареградский оборотень
Шрифт:
– - Выходит, и нам Перунова веления дожидаться?
– - все еще не доверял слободскому слову Туров княжич.
– - Нам и дожидаться не надо. Своей силы -- немерено,-- смело хватил давно уж набравшийся храбрости слобожанин.-- Ты стой здесь, княжич и дожидайся не Перунова грома, а моего крика. Как я отыщу в веже становую жилу, так покажу тебе, откуда-куда дышать бегом. Будешь, как крона древесная, помогать ветру валить ствол. А заодно -- примеряйся, как с вежи прыгнуть, когда она стелиться начнет. Не ровен час -- расшибешься, как яйцо птичье, коли прямо
Так изумился слободскому искусству княжич, что больше ничем не перечил побратиму.
Брога шустрой белой пробежал по ступеням вниз и у самой подошвы вежи стал ощупывать ее стены, ища, как учил брат, становую жилу. Обошел он изнутри весь сруб трижды, потому что опыта никакого еще не имел. Да и радимичи с вятичами ненароком мешали Броге. Пришлось ему, скрепя сердце, еще не то двоих, не то троих, ткнуть между ног мечом, а потом и добить по хребту, чтоб не мучились и своих отомстить не звали.
Наконец показалось слобожанину, что в одном из углов, стала медленно биться у него под пальцами, как на человечьей вые, одна тугая теплая жила. Там и смолы на щелях выступило больше, и липла она к пальцам сильнее, и пахло от нее как будто медом. Тогда надавил Брога в то место кулаком -- и пихнул плечом сначала в правый венец, потом -- в левый.
Скрипнули, будто с испугом, обе стены.
Шевельнулось и под ногами у Броги, как на болоте.
Радостный Брога взлетел наверх и показал княжичу, от какого угла к какому бегать.
– - Давай, княжич, без устали. Туда-сюда. Будто ты -- голодный кобель на цепи.
– - И для тебя, побратим, я -- лохматый кобель ныне,-- покачал головой Стимар.
– - Уж не обессудь, побратим,-- ничуть не смутился Брога.-- Хоть кобелем, хоть лисою -- нынче лишь бы ноги унести.
– - А ты как же?
– - побеспокоился княжич о побратиме.-- Не завалит тебя самого, когда падать начнет?
– - Брогу лесом завалить, что таракана -- дровами. Он свою щель найдет,-- успокоил княжича слобожанин и снова нырнул вниз, только посыпались горохом по лестницам вежи его быстрые шаги.
Вернулся он на тайное место, уперся снова кулаком в жилу, развернул плечи и крикнул наверх:
– - Начинай справа налево, княжич, как указал.
Стимар принялся бегать туда-сюда по указке Броги, и показалось ему вскоре, будто пол принялся из середины горбом расти и потому сбегать с него на обе стороны стало легче. Удивился он, замер и удивился еще больше: в самом деле начала раскачиваться вежа, как лодка и лес вокруг Лучинова кремника заходил волнами.
– - Туго стало, княжич!
– - донесся снизу голос Броги.-- Не выпал ли ты, отзовись!
Стимар отозвался и снова дал подмогу его рукам своими ногами. Но теперь на ходу уже зорче вглядывался в лес, присматривая себе крону погуще и кусты помягче.
Не замечал ни он, ни Брога -- обоим было уже не до врагов,-- как позабыли радимичи и вятичи про свою жестокую сечу и сбились одним глупым стадом на другой стороне
Наконец сдалась вежа, не выдержала, вздрогнула и треснула всем своим полым столпом -- так громко треснула, что раскололись в Лучиновом граде все глиняные горшки и кувшыны, а в лесу, на три поприща вокруг, разом поосыпались с деревьев все листья. Захрустели у вежи венцы, как кости, повылетали из венцов снизу двухобхватные бревна и подавили число вятичей куда большее, чем положили своей силой и отвагой отбивавшиеся от них радимичи -- не пропала зря их вежа. Она стала крениться и, как только указала своим “петухом” уже не на Солнце, ставшее на полдень, а только-то на самое высокое в лесу воронье гнездо, так княжич оттолкнулся от вежи изо всех сил ногами и стремглав полетел на выбраный им в лесу ясень.
Только не подумал он о том, что вежа поделится с ним силой своего падения, превратившись в подобие ромейской метательной машины. Полетел он куда дальше того места, где стоял ясень, и с горя свалил всю вину за плохой глазомер на Брогу, полагая, что перестарался побратим, которому после затвора в погребе от злости и стыда сил девать было некуда.
Княжич пролетел еще над двумя ясенями, потом над тремя кленами, потом смахнул шишки с вершин девяти елок и приготовился разбиться насмерть. И вдруг он увидел, что на самом краю лесной балки, между высокими деревьями, растянута большая сеть. Так радимичи в своих лесах, как в ту пору и все прочие племена, ловили, будто рыб в море или озере, стаи улетающих на полдень птиц, а заодно и свои мудрые мысли, залетавшие зимой и летом в чащобу, а по осени тянувшиеся вслед за пернатыми.
“Птицей уйти не вышло, поднатужимся -- рыбой,-- едва услышал Стимар свою мысль сквозь свист в ушах.-- Все лучше, чем уходить от своих волкодлаком.”
Княжич выставил в сторону ногу, больно зацепился на ветку, чтобы покончить с полетом, оттого сразу круто скосил головой вниз и угодил прямо в середину сети.
Ту сеть радимичи поставили накануне, потому и не попало в нее еще ни одной настоящей птицы, а знатной добычей того злосчастного для радимичей дня опять оказался только Туров княжич. По нему и зазвенели на верхних краях ловчих сетей колокольцы, оповещая охотников о несказанной удаче.
“Звону от вятичей было мало,-- только и пожалел княжич, пытаясь выпутаться из тенет.-- Теперь им подмога.”
Выпутаться ему из сети оказалось труднее, чем мухе из паутины. Своим вовсе не птичьим весом он попортил чужую сеть, сорвал ее с половины крючков и распорок и потому очутился в ней хуже, чем в мешке, повешенном на сук. На беду не осталось при нем никакого ножа.
Он стал перебирать каждую ячею и тревожно гадать, в каком ухе у него звенит сильнее. Получалось -- в обоих. К добру такой приметы быть не могло. И верно: звону скоро со стороны Лучинова кремника прибавилось.