Царетворец. Волчий пастырь
Шрифт:
– Кастельмор пытался уложить тебя в постель до того, как тебе дали задание прыгнуть ко мне в койку, или после?
– Кайден!
– Что?
– Я не потаскуха, – ощерилась Филиппа.
– Ближе к телу, милая Фили, пожалуйста, – скривился я. – Ты поняла, о чем я.
– Я прыгнула к тебе в койку потому, что хотела этого сама, а не потому, что мне кто-то дал задание! Если бы я не хотела, я бы с тобой… – у нее от столь долгой фразы перехватило дыхание, и она скривилась от боли.
– Да я все понимаю, не нужно лишних слов. Хорошо, спрошу по-другому:
– После, – опустив глаза, сказала она.
– То есть сначала граф захотел тебя, ты ему отказала… а потом уже тебе намекнули, что не хочешь ли обратить внимание на меня?
– Да.
– Кто именно намекнул?
Филиппа тяжело сглотнула и промолчала.
Я ее понимаю – если дело с дуэлью срежиссировано, а это так, то роли строго расписаны: Бланшфор – инструмент, Кастельмор – исполнители.
Остается только узнать имя прямых интересантов.
– Фили. Mon amour. Я больше не буду спрашивать, кто именно, если ты не ответишь. Но мне почему-то кажется, что для тебя после всего случившегося хранить тайну не имеет…
– Кавендиш.
Ну да, Великий Дом. Кто бы сомневался.
– Прямо сами Кавендиши на тебя вышли, или ты просто догадываешься? – спросил я на всякий случай.
Баронесса на меня посмотрела с усмешкой. Ну да, конечно – будут Кавендиш напрямую на нее выходить. Но и в догадке Филиппы я не сомневался – представляя конкретно те круги, в которых она вращается. Вращалась – среди ее любовников числились люди из первых фамилий Империи. Поэтому и мой (Кайдена) с ней скоротечный роман прогремел на всю Европу.
– Почему ты сбежала?
– Потому что я не потаскуха! Я сплю только с теми, кто мне нравится! А уязвленный Кастельмор решил меня обесчестить. И счастье что я сбежала – после смерти Бланшфора он бы просто утопил меня по-тихому, забрав баронство. Неужто ты не знаешь методы… этого старого борова?
«Этого старого борова» я не знал.
Вот с его дедом, молодым и бесшабашным Кастельмором, мы были друзьями: сначала вместе гуляли по кабакам во время студенчества, после сражались рука об руку в Корпусе. И Шарль «Кабан» де Кастельмор умер у меня на руках во время осады Меца, во время баронского восстания – попал под мощный конструкт, так что даже магистр-лекарь не смог удержать его душу от ухода в посмертие. И сейчас мне было очень неприятно, что Дом Кастельморов оказался на другой стороне баррикад.
Вот только в последние слова Филиппа явно вложила другой смысл. Намекая совсем не на «старого борова Кастельмора».
Когда третье сословие влезает в игры первого, перья летят: но в большинстве у участников из третьего сословия. И баронесса была не просто «не дурой», а была явно неглупой. И понимала сейчас, что Кавендиши после неудачи с дуэлью следов оставлять не хотят, а с ней вскоре может произойти «трагический несчастный случай». И Филиппа совсем не сожалела, что уничтожая собственную репутацию, бежала от Кастельморов босой, даже не обращая внимания на сбитые в кровь пальцы.
Кстати, ведь может быть, что сделать так ей подсказали боги. Да, у третьего и второго сословия нет покровителей, как у старых фамилий, но никто не мешает прийти в храм и принести жертву, спросив у богов совета. Или можно прийти не в храм… а обратиться к забытым, как их называют, богам. Это конечно крайне опасно вниманием Инквизиции, но часто дело того стоит.
Ладно, неважно как Филиппа это сделала. Главное, что она, похоже, из кучи плохих и очень плохих вариантов стечения обстоятельств сегодня вытянула себе счастливый билет, с главным призом: сохранением жизни и сохранением чести.
– Что ты сейчас собираешься делать? – спросил я у Филиппы.
– Ты дашь мне приют на пару недель, или может… месяцев?
– У меня два месяца до отбытия в Корпус.
– Спарта? – удивилась Филиппа.
– Да. А что?
– Ты… и Спарта…
– Бывает, – только и пожал я плечами.
– Так ты примешь меня?
– Будет нелогичным, если после гонки по городу и помощи от подавшего нам руку Воронцова я выставлю тебя сейчас за ворота на расправу… старому борову, – тоже не стал я прямо произносить имя Великого Дома. – Что будет через пару недель или месяцев?
– Подучу русский, он у меня не идеальный, – усмехнулась Филиппа.
– Хочешь сбежать в Новогород?
– Да.
В принципе, рабочая идея. В Новогороде – главном цивилизационном центре на другой стороне Разлома Септиколии, жемчужине городов Востока, такая… неглупая и приятная во всех отношениях женщина точно не затеряется.
– Что с баронством?
– Хочешь тебе подарю?
Хм. Серьезно спрашивает.
– Я подумаю над этим. Не уверен, что мне нужна война с Кастельморами.
– А после сегодняшнего…
Филиппа осеклась под моим недоуменным взглядом. Но потом я вспомнил, что пусть она и… вращалась в самых высоких кругах двора, но вращалась она там скорее на… по определенной, так скажем, орбите. И баронесса – все же третье сословие, не первое, и у нее совершенно иной взгляд на мир и иные критерии оценки происходящего. Ведь что позволено Юпитеру, не дозволено быку.
– Не путай юношеское веселье защиты дамы с вопросами чести и престижа фамилии. Пусть даже Кастельморы и сыграли очень грязно со стрелком, и после обязательно за это ответят, – попробовал я объяснить ей кратко.
– Но… – все еще не понимала она.
– Сегодняшние чудеса на виражах Кастельморы решат деньгами с Магистратом, а также напрямую с гильдиями, которые от наших гонок понесли ущерб. Такое бывает, молодежь повеселилась – ты же видела возраст секундантов, они моих лет. А вот если я отберу у Кастельморов твое баронство, этот будет оскорбительный даже не щелчок по носу, а шлепок мокрой тряпкой по морде, и никаким золотом это не решишь. Это репутация, ее за деньги не купишь. И на это им обязательно нужно будет ответить – а это уже открытая война.