Цареубийца. Подлинные мемуары графа Орлова
Шрифт:
Так и не пустил его; Владимир потом признавался, что всю жизнь об этом сожалел.
…Расставшись с Григорием и Фёдором, я поехал домой, чтобы с рассветом в Петергоф за Екатериной Алексеевной отправиться: надо было туда успеть до приезда императора.
В июне ночи белые, я даже не ложился. Утром простился с Ерофеичем:
– Ну, сегодня или грудь в крестах, или голова в кустах! Не поминай лихом, если что…
Ф. Рокотов.
– Дай бог, обойдётся, Алексей Григорьевич! – перекрестил он меня. – Главное, на полдороге не останавливайся, иди до конца, а смелости тебе не занимать…
Взял я экипаж у своего приятеля Бибикова, приехал в Петергоф; ищу Екатерину Алексеевну, а её нет нигде! Охрана меня пропустила, а слуги спят ещё, спросить некого. Наконец, насилу отыскал её в отдалённом углу сада, в павильоне Монплезир.
Стучусь тихонько в окошко, оно открывается, а в нём какая-то старая немецкая фрау в ночной рубашке и чепце. Спросонья она бог весть что себе вообразила, шепчет:
– О, майн гот, почему вы лазить моё окно, разве мы есть знакомы? Вы очень спешить: извольте делать по этикет.
– Императрица где? – спрашиваю её. – Мне императрица нужна.
– О, императрикс! Вы к ней ходить? – говорит она с большим разочарованием. – Она вам позволила?
Ну как тут объясниться! – по счастью, на шум вышел Василий Шкурин, камердинер императрицы, которому мы ребёнка её от Григория на воспитание отдали.
– Алексей Григорьевич, это вы? Что случилось? – с тревогой на меня смотрит.
– Подымайте императрицу, – отвечаю я. – Гвардия восстала, в Петербург надо прямо сейчас ехать. Сегодня всё решится.
– Погодите, я вам дверь открою, – говорит, а у самого руки трясутся.
– Не нужно, я через окно влезу. Только не шумите, нам надо тайно действовать, – объясняю я ему.
– Но это не есть прилично! – возмущается фрау. – Чужой мужчина лезет в дом, где есть неодетые женщины!
– Оставьте! – прерывает её Шкурин. – Теперь не до приличий…
Идём мы со Шкуриным в спальню императрицы, заходим – Екатерина Алексеевна мирно спит. Я её за плечо потряс:
– Ваше величество, вставайте, нельзя терять ни одной минуты.
Павильон «Монплезир» в Петергофе
Она вмиг ото сна пробудилась:
– Что такое, Алексей Григорьевич? С какой вестью вы ко мне пожаловали?
– Гвардия выступила, ваше величество, только вас ждут, – говорю. – Одевайтесь скорее, и поехали!
Она в лице переменилась: так долго этого ждала, а тут и хочется, и колется; да и нешуточное это дело – со смертью в салочки играть.
– Истинно ли всё таким образом обстоит? – спрашивает. – Не выйдет ли по пословице «поспешишь – людей насмешишь»?
Как многие живущие у нас немцы, русские пословицы она любила и, в отличие от иных своих соотечественников, применяла
– Помилуйте, ваше величество, здесь иная пословица подходит: «Кто смел, тот и съел», – отвечаю. – Диву даюсь, как император до сих пор ответных мер, не считая некоторых арестов, не принял – о заговоре уже в открытую говорят. Видимо, верна и другая пословица: «Кого Бог хочет покарать, лишает разума».
– Да, да, я это слыхала, – кивает, а сама колеблется, никак решиться не может.
Тогда я последний довод в ход пустил:
– Григорий ждёт; он гвардию поднял и в Петербурге вас встретит.
– Григорий?.. – зарделась она, как маков цвет. – Что же, «смелому горох хлебать, а несмелому и щей не видать»! Выйди, Алексей Григорьевич, я сей момент готова буду…
Дожидаться её, однако, пришлось с полчаса, не меньше. Вышла она тщательно одетая и напудренная и совсем в другом настроении – решительная и быстрая.
– Поехали, Алексей Григорьевич, я вам полностью доверяюсь.
Сели мы в экипаж: я за кучера, императрица со Шкуриным и фрау своей кое-как сзади поместились, – и погнал я лошадей во весь опор! А они уже по дороге сюда устали, а на обратном пути совсем из сил выбились и встали. Вот незадача! – но императрица присутствия духа не теряет:
– Как там у Шекспира сказано: «Полцарства за коня!» Надеюсь, мы не разделим судьбу короля Ричарда.
А. Пэн. Портрет Екатерины II в молодости
И точно, удача нам улыбнулась: мимо крестьянская телега проезжала, я её остановил и без лишних слов забрал у мужика, что на ней ехал, а императрица ему сказала:
– Не тужи – ты нынче большую услугу самой царице оказал и без вознаграждения не останешься…
Подъезжаем к Петербургу, – глядь, навстречу нам коляска, а в ней Григорий с князем Барятинским.
– Всё готово! – кричит Григорий.
В коляске лишь четыре места было; тогда Барятинский вышел, оставшись на дороге с фрау, которая этому была, кажется, весьма рада, а мы в седьмом часу утра достигли, наконец, Петербурга.
Первыми нас измайловцы, бывшие однополчане Григория, встретили – их казармы как раз в предместье находились. Григорий уже успел у них побывать, так что они, построившись, при всём параде нас ждали.
Императрица с коляски сошла и говорит:
– Солдатушки! Я, ваша царица, у вас защиты прошу! Хотят извести меня мои неприятели – на жизнь мою покушаются. А ещё веру исконную русскую желают порушить и над Церковью святой надругаться!
– Матушка-царица, мы тебя в обиду не дадим! Умрём за тебя все до единого! Да здравствует матушка наша Екатерина! – закричали солдаты и бросились целовать ей ноги, руки и платье. В это время является полковой священник с крестом, и весь полк присягает Екатерине. Она садится опять в коляску, и мы едем к казармам семёновцев, а измайловцы за нами бегут.