Царев врач, или Когда скальпель сильнее клинка
Шрифт:
На фоне моих успокаивающих настоек царь стал не так раздражителен и более внимателен к собеседникам. Два его телохранителя каждый раз, когда я проводил массаж спины и шеи царя, внимательно следили за моими движениями, и потом тут же, при нас, под хриплые смешки Иоанна Васильевича начали тренироваться друг на друге.
Закончив массаж, я аккуратно втирал ему в кожу самую любимую настойку моей бабушки – корневища сабельника на спирту. Конечно, вначале пришлось испробовать эту настойку на куче народа. Результаты царя удовлетворили, и он стал ею пользоваться.
Царь, к моему удивлению, сегодня первым делом поинтересовался результатами моего сватовства, чего я от него абсолютно не ожидал.
– Чесу было много, – уточнил Иоанн Васильевич.
И вот я из стеклянной пробирки достал одну пчелу и посадил себе на предплечье, миг – и у меня в коже уже торчало тонкое жало, заканчивающееся крохотным мешочком с ядом. Царь смотрел на эту процедуру, скривившись, видимо, мысленно готовился к укусу. И вот я взял следующую пчелу и посадил ее на царственную поясницу. Иоанн Васильевич даже не вздрогнул.
И так еще четыре штуки, через минуту жала я удалил.
Иоанн Васильевич встал с кровати и поморщился:
– Много чего со мной лекари творили, но до пчел еще никто не додумался, так что говоришь, пять раз надо так?
– Наверное, надо бы и больше, государь. Просто пчел мы потом уже не найдем. Так что пять раз сделаем, а на следующий год, ежели Господь Бог даст, повторим еще раз.
Регулярный массаж спины, а в особенности шеи, резко улучшил состояние и настроение царя. Если, когда я в первый раз начал делать ему массаж, едва прикасался руками к остистым отросткам позвонков, и сразу начиналась ругань со стонами, то сейчас он явно испытывал удовольствие от этой процедуры. Еще бы, любой страдающий выраженным шейным остеохондрозом знает, насколько не мил окружающий мир, когда в шее забит кол и хочется кого-нибудь четвертовать. А если этот «кол» забит в шее у царя всея Руси, то подобные желания могут вмиг стать реальностью. Поэтому ко мне последние два месяца окружающие стали относиться очень даже уважительно: приступы ярости у царя значительно уменьшились.
В октябре ударили ранние морозы, выпал снег, Москва стала белой, хотя к вечеру все улицы уже почернели от конского навоза, следов телег и первых саней.
Моя дворня лихорадочно готовилась к великому делу – свадьбе. Все, от сторожа до отца Варфоломея, ходили озабоченные. Все должно было быть как в лучших боярских домах, гостей ожидалось немерено – около двух сотен. И денег на это также должно было уйти много. Хорошо хоть, что оброк уже был собран, стекло мое продавалось. А за самоварами для продажи сбитня вообще выстроилась огромная очередь заказчиков. Мой мастер-стекловар уже целиком передоверил варку обычного стекла помощникам, а сам колдовал над моими заказами, будущим оптическим стеклом и хрусталем, про который я помнил только то, что туда добавляются какие-то окислы свинца. Да и как личному врачу самого царя мне платили неплохие деньги.
Так что никто не понял бы меня, если бы моя свадьба оказалась излишне скромной. Но с другой стороны, невеста была сиротою, и весь свадебный обряд, в том числе и венчание, проходил у меня.
Я, как ничего не понимающий в этом деле, был отстранен от участия в приготовлениях. С моей стороны все решали Борис Кошкаров и Хворостинин. Назначались дружки-тысяцкие. Со стороны же невесты было столько принимающих участие в подготовке, что запомнить всех казалось
Первый день свадьбы слился в одно непрекращающееся действо с переодеваниями, поклонами, поездкой за невестой, по-прежнему скрытой от меня платком и меховой одеждой. Потом началось венчание в нашей церкви, осыпание хмелем и прочие процедуры.
В себя я пришел лишь на постели, где меня, как полагается, раздели, и я сидел в одной нагольной шубе, пока мою жену раздевали за занавеской хихикающие боярыни.
Потом нас оставили, но я знал, что за дверями неусыпно сидят двое постельничих и ловят каждый звук.
Я встал и заглянул за занавеску – оттуда на меня уставились два блестящих девичьх глаза. Хорошенькая девчонка в распахнутой шубке, одетой на сорочку, испуганно глядела на меня. Мне сразу полегчало – не обманул Хворостинин. Я взял ее за руку, и она послушно пошла со мной к постели и так же послушно, не говоря ни слова, сняла шубу и легла.
Я погладил ее по голове и обнял, она лежала напряженная как струна. Я начал гладить ее по спине, ягодицам, целовать грудь, она немного расслабилась, а я продолжал ее целовать. И вдруг услышал сердитый шепот:
– Ты чего ждешь, уд у тебя давно стоит, делай дело, я же боюсь, вся от страху сомлела!
Ну что же, пришлось, как сказала моя жена, делать дело, которое заняло совсем немного времени.
Потом мне пришлось, накинув шубу, выходить и сообщать, что все в порядке.
После следовало сполоснуться и, накинув халат и шубу, сидеть на постели, пока мою жену будут обмывать подружки и замачивать ее сорочки в тазах.
И после этого опять все слилось в одном бесконечном процессе поедания холодцов, фруктов, а потом уже все сидели, ели и пили, сколько влезет.
Утром нас ждала баня, а потом все повторилось, только в немного меньшем масштабе, ну а на третий день гости начали потихоньку разъезжаться.
И я с молодой женой наконец смог заняться тем, чем должны заниматься все молодожены.
Начались короткие зимние дни. Все как-то резко замедлилось. Даже больных в нашей больничке стало совсем мало. Ученики, которые занимались у меня уже с середины лета, кое-что начали соображать в анатомии и могли связно отвечать на каверзные вопросы. Я надеялся, что к весне у меня будет первый выпуск лекарей, которые смогут работать в этом качестве под моим надзором и сами будут учить кое-чему новых учеников. Появилась пара талантливых пареньков, которые не только слушали меня, но и активно интересовались тем, что я рассказываю, и задавали кучу вопросов. На многие вопросы я старался не отвечать, а отсылал любопытных к отцу Варфоломею и, как правило, больше эти вопросы не всплывали.
Наша стекловаренная печь потихоньку разваливалась, впрочем, этого стоило ожидать. Поэтому стекловаренное производство пока остановилось. Но зато у меня в вотчине уже стояла наполовину готовая новая печь, строившаяся с учетом всех ошибок, допущенных при строительстве первой. Сашка Дельторов уже определился с особенностями местного сырья и был полон надежд, что в новой печи он сделает стекло, не хуже чем когда-то в Мурано. Я ему по секрету сообщил, что слышал: если добавлять прокаленный свинец в шихту, можно получить очень красивое стекло. Он принял это к сведению, но большого энтузиазма не проявил. Зато Кузьма со своими подмастерьями весь был в работе, они уже паяли самовары, как на конвейере. Когда я подсказал ему эту мысль, он был очень недоволен и говорил: что это за мастера, которые могут только одну деталь хорошо делать. Но потом, получив разъяснения, что если мастера потом куда-то и уйдут, то долго не смогут освоить дело целиком, остался удовлетворен таким порядком дел.