Царевич Алексей
Шрифт:
Все оставшиеся слуги с каждым днем испытывают возрастающее безутешное горе, так как почти никто из них не знает, что он получит из годового содержания и для ежедневного пропитания. Все они иностранцы, прибыли сюда вместе с ней, и никто из них понятия не имеет, что им делать [22] .
Этой смерти очень способствовали многообразные огорчения, которые этой принцессе пришлось переживать постоянно: деньги, которые ей ежегодно предназначались на содержание, выдавались так экономно и с такими трудностями, что она никогда не получала в руки более 500 или 600 рублей. В результате она жила в постоянной бедности и не могла оплачивать своих слуг. У всех торговцев остались долги ее и ее дворовых людей. Она отмечала отчуждение царского двора по отношению к ней из-за рождения их
22
Следующая часть письма писана «цыфирью». (Прим. Н. Г. Устрялова.)
Письмо Плейера цесарю Карлу VI, 8 ноября 1715 г., из С.-Петербурга
Всеподданнейше имею сообщить Вашему Цесарскому и Королевскому величеству, что, хотя царь и распорядился подготовить помещение для прощания кронпринцессы, однако, когда после вскрытия тела он увидел кровяные спазмы, неожиданно приказал ничего не вынимать, все опять зашить и распорядился насчет погребения. Поэтому позавчера всем иностранным и местным министрам, русским господам и дамам были разосланы приглашения на похороны, при этом было указано, как себя вести и в каком появляться платье.
Вчера в два часа пополудни мужчины собрались в доме траура у кронпринца, а женщины у принцессы Остфрисляндской. В столовой комнате сверху донизу и по сторонам закрытых окон стены были увешаны черной материей. У этих стен стояли 36 хрустальных (spiegelglaseruen) светильников со свечами. Посредине на покрытом черным постаменте стоял гроб, обтянутый красным бархатом, отделанным мелкоузорчатой бахромой в золоте. У изголовья гроба на подушечке из красного бархата лежала королевская корона с исключительно красивыми драгоценными камнями. Над гробом свисал полог из красного бархата. В центре и по четырем его углам был изображен царский двуглавый орел с гербом на груди. Вокруг гроба стояли 12 высоких светильников с белыми восковыми свечами.
В 4 часа из этих комнат двинулась процессия, которая шла через проложенный дощатый мост, между рядами солдат царского лейб-полка, к берегу реки, где стоял наготове обтянутый в черное фрегат. Процессию начал предводитель с длинным, с самого низу покрытым черным, жезлом и играющие очень грустные мелодии военные музыканты. За ними следовали 2 барабанщика с перетянутыми черной материей барабанами, далее один из гоф-юнкеров нес подушечку из красного бархата с лежавшей на ней короной. За ними шел один предводитель с длинным черным жезлом перед обтянутым черным бархатом гробом, который несли несколько офицеров лейб-полка под пологом из красного бархата, под которым они стояли в комнате. Этот полог также несли 12 человек из офицеров и дворцовых слуг. Сразу же за ними шли царь с кронпринцем, сенаторы, местные и иностранные министры, а затем еще один маршал с длинным черным жезлом, который вел женскую половину семьи, в том числе сестру царя принцессу Наталью, принцессу Остфрисляндскую, принцессу умершего брата царя, а также женскую половину двора, иностранцев, русских и немцев.
Тело было доставлено на борт фрегата, на который также поднялись царь, кронпринц, принцессы, министры; остальные гости — на другое стоявшее наготове судно. Все это направилось по воде к крепостному мосту, который сверху донизу был покрыт фонарями с горящими в них огнями. Когда тело и гости с корабля и барки оказались на берегу, процессия под траурные звуки направилась в крепость между стоящими с опущенными ружьями рядами милиции. При этом у каждого стоявшего солдата или гражданского лица в руках был факел — и так вплоть до начатой недавно строиться новой церкви, у которой лишь задняя часть, большая дверь и два крыла к часовне стоят уже готовые. Здесь с левой стороны в земле была вырыта могила в 2 локтя глубиной, 4 или 5 локтей шириной и 3 локтя длиной, в которой до уровня земли были выложены стены. В нее было опущено тело. Дворцовый проповедник умершей произнес краткую заупокойную, после чего, так как могила еще не была готова и сверху не укрыта, а гроб стоял почти как под открытым небом, до времени, когда над ней будет произведен свод, у могилы был выставлен пост в 12 человек.
После этого все гости ночью опять по воде были доставлены обратно в дом траура, где им было предложено угощение из холодных закусок и сладостей, впрочем, без обычного для других случаев принуждения к выпивке.
Перед погребением еще утром царь послал опросить пленного шведского графа Пиппера, производятся ли в Швеции пушечные выстрелы и если да, то сколько на похоронах королевы, а также при погребении кронпринцессы. На что тот ответил, что никакого пушечного салюта не производится. Когда же тайный советник барон фон Левенвольде, урожденный лифляндец и нередко использовавшийся в Швеции человек, сообщил, что при похоронах королевы производятся 100, а при погребении кронпринцессы 90 залпов, царь направил Левенвольде с одним генералом к графу доказать обратное и спросить, с какой целью и намерением он в этом деле лжет и умалчивает, и сделать ему строгое внушение. Однако во время сбора перед процессией он отвел меня, а затем и ганноверского секретаря в сторону и спросил, не стреляют ли при этих двух дворах во время похорон кронпринцессы, на что я и секретарь ему ответили, что при наших дворах подобного примера еще не было. После нас он опросил еще некоторых, но никто не знал такого примера, кроме саксонского министра, при дворе которого производится салют. Поэтому теперь все осталось как было.
В моем последнем письме я сделал всеподданнейшее сообщение о большой печали, которую переживала эта достойная самой славной памяти принцесса и которая явилась причиной болезни и, более того, причиной ее смерти. Эта печаль была так велика, что она не только не пугалась неожиданно надвигающегося конца, но сама желала и искала его. Перед смертью она сама после родов предсказала ее, она сердилась на тех, кто желал ей здоровья, предупреждала или просила, что лучше просить Господа о спасении ее души. Когда она быстро и легко родила юного принца, она заявила, что в высшей степени рада, что дала стране принца, но после этого она хочет умереть и умрет. Нередко она с нетерпением и недовольством требовала еду и напитки, которые ее акушеры и медики ей не советовали и запрещали. Докторов, сразу же прибывших из-за ее прогрессирующей слабости, она называла ее палачами, которые хотят лишь ее пытать своими медикаментами, несмотря на то, что она хочет не жить, а умереть.
У царя она просила обещать ей держать принцессу Остфрисляндскую при ее юном принце и принцессе для их воспитания, потому что принцесса обещала ей это сделать. Царь с одобрением отнесся к этому и якобы пообещал ее двору небольшой дополнительный штат. Напротив, царица намерена принять к себе некоторых слуг из овдовевшего двора и таким образом увеличить свой штат. Когда в течение нескольких дней после родов у кронпринцессы было хорошее самочувствие, она часто говорила: я чувствую себя с этим ребенком довольно хорошо, но я хотела бы, чтобы скоро наступил мой конец, чтобы я смогла умереть…
…Сегодня камер-юнкер Бестужев уезжает с нотификацией к Вашему Цесарскому и Королевскому величеству, но по пути, вероятно, посетит еще какой-нибудь двор. После того как ночью закончилась тризна по умершей и все друг с другом распрощались, ко мне пришли некоторые слуги из оставшегося дворового штата с просьбой, чтобы я в этой моей всеподданнейшей реляции Вашему Цесарскому и Королевскому величеству сделал добавление. В нем все они всеподданнейше просят Ваше Цесарское и Королевское величество в случае отправки царю соболезнования приказать сделать к нему приписку ради них, чтобы здесь учитывались интересы тех, кто еще хотел бы быть принятым на новую службу или сохранить прежнюю, лучше сохранить. Тех же, у кого нет никакого желания оставаться, согласно контракту и в соответствии с обещанием, содействовать их отправке к родным на родину. Засим всеподданнейше, etc.
Письмо Плейера цесарю Карлу VI, 4 июля 1718 г.
…После того как по ранее названным причинам кронпринцу был объявлен смертный приговор, вынесенный высшим духовенством и Сенатом, последние с ужасом узнали о том, что ему якобы был нанесен удар, от которого он ранним утром в прошедшую пятницу скончался.
В ту же пятницу 8-го числа в новом здании почты проводилось веселое празднование дня победы над шведами у Полтавы, которое, однако, вопреки обычаю, было прекращено около 7 часов. В субботу 9-го несколько офицеров лейб-регимента или гвардии перенесли тело умершего принца из крепости в расположенную рядом главную церковь, где он лежал в гробу в течение трех дней и где каждый мог увидеть его и поцеловать ему руку.