Царевич Ваня и Серый волк
Шрифт:
Едет Ратмир царевич со своей дружиной верной на юг, едет не торопится. Не стремится его сердце молодецкое ко встрече с врагами степными, лихими конниками Пылехана царя половецкого. Не гонит он коня своего. Медленным шагом конь его плетется. Дружинники тихо меж собой посмеиваются.
– Не скоро вынем мы мечи булатные, не скоро зазвенят наши стрелы острые.
Ратмир видит их недовольство, но молчит. Не их дело холопье царские дела обсуждать. Только его воля на дела его.
Вдруг видит вдалеке камень
– Побереги глазоньки, сынок, – говаривала. – За тебя всегда слуги прочитать все сумеют.
Остановился у камня.
– Читай, что тут! – Мефодию приказал.
– Кто влево пойдет, смерть свою найдет, – читает Мефодий. – Кто вправо повернет, в бою погибнет. А кто вперед пойдет, и жизнь потеряет, и славы не найдет.
– Прочь ступай! – крикнул слуге Ратмир.
А сам задумался. Это в какую же такую сторону ему путь держать?
И тут на камень ворона села. Крылышки клювом почистила, на царевича хитрым глазом уставилась. Стеганул ее Ратмир нагайкой. Не попал, промахнулся. Отлетела птица в сторону, каркнула.
– Что, подлая, смерти моей ожидаешь? Чтобы косточки мои поглодать, да глаза мои выклевать? Не дождешься! – Проворчал Ратмир.
– Кар! Кар! Глупец! Не нужны мне твои косточки! – вдруг ответила ворона человеческим голосом. – Поворачивай-ка ты назад, да возвращайся домой.
– Что так?
– В доме у тебя беда.
– Беда?
– Помирает твой батюшка.
– Вот как? Неужто помирает? А не врешь? Вдруг вернусь, а он жив, здоров, да на меня за то, что вернулся, прогневается?
– Дело твое, – спокойно сказала ворона. – Езжай к Пылехану в степь далекую, где засады в каждом овраге тебя дожидаются. Только брат твой Ратибор, видать умнее тебя, паруса уж раскрыл, в Князьгород торопится.
Услыхал про брата Ратмир, да погнал коня к дружине.
– На Князьгород идем! – закричал. Но ворону даже оглядываться не стал.
Пропали из глаз дружинники с царевичем, а ворона Хазарией обернулась, расхохоталась.
– Скачи, царевич, скачи! Ждут тебя в Князьгороде, дожидаются.
Затем она обернулась черной чайкою и на север полетела к морю синему, к Студеному.
Мчатся по реке Новь ладьи быстрые, плывут челны дубовые. Попутный ветер паруса надувает, весело скрипят весла в руках гребцов удалых. В главной ладье Ратибор стоит хмуро в даль глядит. Скоро море бурное, море холодное, за которого далями синими королевство Свейское находится, где живут ледоморы дикие. Люди дикие яростные, воины отменные. Не плывут ли они на своих быстрых длинных суденышках под парусами полосатыми, с драконами да змеями на
Вдруг на нос ладьи прямо перед ним чайка села. Чайка черная, словно из печной трубы. В клюве рыбина у птицы. Злым глазом на царевича смотрит. Проглотила рыбину чайка и по-человечьи заговорила:
– Братец твой царевич Ратмир назад повернул, на Князьгород идет.
– Как же это он приказа батюшкиного осмелиться решился? – удивился Ратибор. Тому, что птица с ним по-людски заговорила, даже не удивился.
– Как же можно бояться того, кто при смерти лежит, при последнем издыхании?
Сказала так чайка и улетела. А Ратибор подумал немного и закричал кормчему:
– А ну вертай назад! Поворачивай! Возвращаемся во Князьгород, на родину.
Повернула дружина Ратиборова корабли свои, пошла полным ходом обратно туда, откуда выплыла.
А в Князьгороде ничего этого не знали, жили своей жизнью. Только царь вдруг ни с того ни с чего вдруг хмурым стал. Грозно глянул он на Забаву жену свою, когда с охоты вернулся, ничего не сказал, лишь в покои свои направился.
Царевич Ваня хотел было проводить его, да отец не велел:
– Ступай к себе, без тебя обойдусь!
И ушел Дубрав в свою спальню царскую, широким шагом, сапогами гремя. Велик и грозен.
Посмотрел ему вслед царевич Ваня и понял, что беспокойно ему. Еще больше встревожился он, когда увидел, как несут в темницу старого волхва.
А старец увидел, как на него мальчик уставился и проскрипел обессиленным голосом:
– Вот, царевич и пришла твоя пора за будущее свое начать борьбу. Теперь только от тебя зависеть будет, когда старость согнет и в могиле сведет твоего батюшку, сейчас или потом.
Ничего не ответил ему Ваня. Непонятны ему были эти речи замысловатые, чернокнижным языком сказанные.
А царь Дубрав пришел к себе в покои и сразу почувствовал небывалую усталость. Захотелось ему прилечь отдохнуть, и бухнулся он, не раздеваясь на кровать проклятую. Как упал, так и заснул тяжелым сном, больше похожим на сон покойника. Лежит не дышит. Только стонет изредка.
Проснулся он на следующее утро и встать не может. Сил нет.
– Что такое? – удивился царь. – Эй, слуги мои верные, постельничии, идите сюда.
А слуги уже давно его зова ждут, вбегают, еще царь последние слова не окончил. Как вбежали, так и замерли. Царь Дубрав с трудом поднялся, нашел в себе силы и на слуг гневно крикнул:
– Что стоите, али не видите, одеваться мне пора?
Подбежали слуги, стали царя одевать. Одевают, а сами глянуть на него боятся, глаза отводят, с взглядом царским встретиться опасаются.
– Да вы что? – Дубрав чуть не в ярость пришел. – Отчего от меня отворачиваетесь? Почему в глаза не глядите, словно воры грязные? Или что-то да со мной не так?