Царевна, спецназ и царский указ
Шрифт:
— Ну, давай знакомиться, Алевтина Игнатьевна, — молчавший до сих пор главный пристально, не стесняясь, разглядывал ее. — Меня Михайла звать, я старшой отряда. Это Савелий, мой заместитель и главный по хозяйственной части, — Михайла кивнул на того, что выглядел старше других. Савелию было, пожалуй, лет под сорок, а то и поболее.
Алевтина величественно кивнула поочередно Михайле и Савелию. Странно, оба богатыря обращались к ней так, будто она была обычной девицей — может, и из благородной даже фамилии, но никак уж не царевной. Так запросто с ней, кроме Наины да батюшки, никто и никогда не разговаривал. Даже дворовые мальчишки, с которыми тайком дружила в детстве,
— Ратмир — лекарь отряда, — представил Михайла чернявого. Тот лишь слегка высокомерно кивнул. А у царевны будто что-то щелкнуло в голове: лекарь? “Ратмир, слетай…”
— Колдун? — она настороженно переводила взгляд с Михайлы на Ратмира. Правду скажут? Утаят? Колдунов она не любила…
— Маг без диплома, — по тону чернявого было ясно, что обсуждать это он не собирается.
Колдунов-недоучек Алька не любила особенно. Спасибо Наине. Да и, пожалуй, не только она… Кто их вообще любит-то?
Этот-то отчего не доучился? Выгнали, поди? То-то в армию подался, больше нигде, небось, не пригодился!
— Олешек, — самостоятельно представился густым басом следующий богатырь — ростом, пожалуй, чуть пониже Михайлы, но еще больше того похожий на гору. Из тех, про кого говорят “косая сажень в плечах”. Рука в самом узком месте толщиной с Алькину ногу, кажется. А волосы белые-белые, аж льняные. Как и борода. И глаза прозрачные.
— Алеша? — переспросила царевна.
— Не, — человек-гора коротко мотнул головой и замолчал. Будто застеснялся. Но переспрашивать второй раз постеснялась уже Алевтина.
— Анжей, — зеленоглазый молодой богатырь с рыжевато-каштановыми волосами обаятельно улыбнулся и подмигнул. И Алька поневоле улыбнулась в ответ, хотя рыжих вообще-то тоже недолюбливала. Были причины. Надо же, имя-то нездешнее, откуда только взялся…
— Акмаль, — бархатным голосом назвал свое — еще более непривычное — имя следующий богатырь. Алька перевела взгляд на него… и потерялась. Акмаль был совершенно бессовестно красив. Тоньше других, но не угловатый и резкий, как Ратмир, а какой-то гибкий, с текучими плавными движениями, он был так же черняв, но на этом сходство и заканчивалось. Если у колдуна были короткие встрепанные волосы, то этот носил длинный, до лопаток, хвост по восточной моде. Жгучие, чуть раскосые глаза, тонкий нос с едва заметной хищной горбинкой, узкое лицо с острыми скулами — вроде бы по отдельности во всем этом не было ничего особенного, но все вместе смотрелось так, что, глядя на него, даже дышать получалось через раз. Акмаль улыбнулся, и Альке стало совсем жарко.
— Святослав! — сказал кто-то рядом, и царевне пришлось сделать над собой усилие, чтобы перевести взгляд на говорящего. Это оказался самый младший из богатырей — тот, что принес ей кваса и, кажется, тот, на чьей постели она спала. Пожалуй, он был ее лет, а может, и немногим младше, но отчаянно старался казаться взрослым и солидным, надувая щеки, хмуря брови и расправляя плечи. И царевна вдруг заподозрила, что примерно так может выглядеть со стороны и она сама. То есть… нет, ну глупости — не может, конечно! Она царевна, в конце концов!
— Светик! — с ухмылкой подсказал Анжей, и Светик обиженно засопел.
— Святослав в учениках пока, — мягко пояснил Михайла. — Стало быть, будем знакомы, Алевтина Игнатьевна. А теперь расскажи-ка ты нам, как в лесу оказалась, отчего до академии не доехала и что за странные речи про правительницу Наину сказывала.
Алька глубоко вдохнула — и выдохнула. Хлебнула квасу. Вообще-то этот рассказ она готовила давно, но вот так, спросонок, не собравшись с мыслями, объяснить все было не так-то просто. Ведь всякий решит: дурь и блажь девице в голову пришла! Все ведь думают… ай, была не была! Рассказывать, так как есть — с начала!
— Все вы знаете, что матушка моя, царица Анна, родила моему батюшке, царю Игнату, только одну дочь. Я и стала первой наследницей престола. А перед смертью батюшка мой завещал Наине Гавриловне трон хранить — до моего венчания по закону предков. Согласно закону нашему на престол царь и царица могут взойти только вместе. А замуж наследница должна выйти непременно с родительского благословения… Вот только у меня теперь вместо родителей да всей семьи — одна Наинка и есть. Она и должна, выходит, меня на брак благословить. А только не станет она этого делать. И не собиралась никогда. Для того и батюшку околдовала. Все ведь знают, что в академии она ведовству училась, да не доучилась — значит, и клятву особую не давала…
На самом деле будущие колдуны и маги клялись не использовать свои чары во зло еще при поступлении в академию. К обучению допускались лишь те, чье обещание и стремление были искренни — за этим следили специальные артефакты. Только студенческая клятва оставалась до поры на словах — и лишь выпускники, ставшие уже настоящими ведунами, получая диплом, торжественно скрепляли свою клятву магией и делали ее нерушимой. Вот поэтому колдунов без диплома, недоучек и самоучек, все вполне обоснованно опасались — в отличие от дипломированных чародеев, у этих руки не были связаны. Правда, зато и наукой они заниматься не могли, и на работу по ведовской специальности им устроиться было невозможно, да и дела с ними никто не хотел иметь, и во всяком недобром деле их первыми виноватили, а порой и казнили народным судом без всякого следствия.
Но Наинке-то работу искать и не придется. И обвинять ее, кроме Алевтины, некому.
— Не станет она престол отдавать. Выходит ведь как — пока я замуж не вышла, она по царскому указу вроде как вполне законно на троне сидит… правительницей. Вроде как рано мне еще, ума не набралась. А только мне семнадцать лет уже исполнилось, замуж и раньше выходят. Матушке моей семнадцать и было, когда она за батюшку вышла, да и ему немногим больше. И жених у меня есть — Елисей, я его с детства знаю, еще батюшка говорил — жених тебе, мол, растет… только благословения дать не успел.
Честно говоря, при первой встрече тогда, в детстве, состоявшейся на каком-то жутко важном международном приеме, Алька Елисея побила. А батюшка, посмеиваясь, тогда ей и сказал — негоже, мол, мальчиков обижать. Может, это вообще жених твой растет. Пришлось присматриваться.
— Вот она и тянет время. Да она мне все эти годы шагу ступить, вздохнуть не давала! Я из светелки своей не выходила почти! Стражу приставила, даже служанок своих заслала! Я и чихнуть не могла, чтоб ей не доложили. Народ поди забыл и вовсе обо мне, что наследница у царства есть законная! А теперь Елисей со сватовством приехал, честь по чести, с письмом от отца своего. Тут бы и пришлось ей власть передавать, волей-неволей. По закону древнему и воле батюшкиной! Так она надумала услать меня вовсе, дала на сборы одну ночь, да отправила в академию эту самую. Все знают, что туда чужим вход заказан, а учиться пять лет. А там она еще чего придумает. Хотя, думается мне, надеялась она, что я и вовсе сгину в пути. В карету с решетками меня посадила, будто преступника какого!