Царьград. Трилогия
Шрифт:
Оторвав наконец глаза от девушки, Лешка посмотрел вперед – где же Ванька? Что ж он, один дальше пошел, бросил?
Да нет! Вон он бежит, аж в припрыжку.
– Ну, куда ж ты делся? – вылетел из подворотни отрок. – Я шел, шел, оглянулся – тебя нет. Ну, думаю, потерялся…
– Лужу обходил, – усмехнулся юноша. – Большая такая лужа.
– Ну и прошелся бы прямо по ней, как я! – Иван пожал плечами. – Тоже мне, чистоплюй нашелся.
– Да ладно уж, не ворчи…
– Ну, идем тогда… Глаз за тобой, да глаз! Вообще,
– Но это же твой город!
– Мой…
Они прошагали еще довольно долго – или это просто так показалось Лешке? – пока не остановились напротив обширной усадьбы, огороженной высокой кирпичной оградой с довольно изящными коваными воротами, за которыми виднелся слуга.
Иван подошел ближе:
– Эй, Бронислав, открывай!
– Как доложить? – Привратник вскинул седовласую голову.
– Это кому ты собрался докладывать? – удивился отрок. – Что, хозяева дома, что ли?
– Хозяйский брат… Господи! Никак Иване! Господи… Господи…
Привратник удивленно заахал, засуетился…
– Не поминай ты Господа всуе, – разозлился юный хозяин. – Отворяй быстрее ворота… Да, что это там еще за брат?
– Ваш дядя, пан Лявон из Поруби! И еще завтра должен подъехать ваш второй дядя – пан Николай Кобров.
– Слетаются, вороны… – входя во двор, неприязненно буркнул отрок. – С каких это пор, интересно знать, нищий Лявон Порубовский стал именоваться паном? С тех пор как воспылал мыслью получить наследство моего несчастного батюшки? – Это все мои родственнички, – оглянувшись, в полголоса пояснил Иван. – Сам увидишь, какие гниды.
– А где же пан Ерофей?
– Пан Ерофей, увы, остался в руках разбойников, восхотевших выкуп… – Иван усмехнулся. – Может, это и хорошо, что родственнички слетелись… с паршивых овец хоть шерсти клочок. Много с них, правда, и не возьмешь, с нищеты… Ну, да хоть что-то. Надеюсь, не пожалеют на выкуп родного братца!
Пройдя обширным, начисто выметенным двором, усаженным по периметру яблонями, путники поднялись по широкой каменной лестнице в дом – тоже каменный, двухэтажный, украшенный по фасаду лепниной. Не дом – палаты боярские! Нет, даже не палаты – дворец!
– Увидишь, как сейчас скривится «пан Лявон», – обернувшись, подмигнул отрок. – Он-то ведь надеялся урвать себе кусок – ан, вишь, не вышло!
Откуда ни возьмись, набежали слуги – все как на подбор, одетые довольно прилично, в коротких кафтанах либо безрукавках, в башмаках – босого не было ни одного. Кланялись, причитали, отталкивая друг друга, только б юный хозяин заметил их несказанную радость. Холуи – они и есть холуи.
– Ой, радость, радость-то какая! Молодой господин объявился!
– Объявился! – скривив губы, передразнил Иван. – Что я вам, черт – являться? А ну, пошли прочь… Да! Быстро приготовьте ужин на две… ладно, на три… персоны, да принесите сухую одежду мне и моему другу, коему я многим обязан.
– Будет исполнено, господин!
Лешка тихонько балдел – ну, ничего себе, купеческий сын! Граф, как есть граф! Монте-Кристо! Да, видать, батька-то Ванькин и впрямь крутой купчина! Надо же – такую домину отгрохать! Новый русский. Или как тут… «новый литовский»? Хотя, в общем, все они сволочи…
А Ванька-то. Ванька-то как изменился! Прынц! И не скажешь, что в ельнике скулил, плакал… Впрочем, он давно изменился…
По широкой лестнице они поднялись в обширную залу с полом, выложенным белым и черным мрамором на манер шахматной доски. У входа в залу, нервно опираясь на перила, их дожидался какой-то сутулый субъект в поношенной черно-коричневой куртке, узких штанишках и башмаках фасона «медвежья лапа». Унылое, вислоносое лицо субьекта при виде Ивана озарилось деланной радостью.
– О, любимейший племянник мой! – радостно, словно лошадь, заржал сутулый. – Радость моя так безмерна, так безмерна… Дай же скорей обнять тебя, Иване!
Родственники обнялись и даже троекратно поцеловались, правда, оба при этом скривились.
– Это мой друг и спаситель, господин Алексей… Алексей Пафлагон…
– Грек? – удивился сутулый.
– Греческий дворянин! – гордо пояснил отрок. – А это, Алексей, младший братец моего несчастного батюшки – пан Лявон из Проруби…
– Из Поруби, мой любезный племянник!
– Ах, ну да, ну да, из Поруби. – Иван презрительно скривился. – Прошу отужинать с нами, пан Лявон. Только придется подождать, пока мы переоденемся.
– Всенепременно. – Пан Лявон сдержанно поклонился.
На Лешкин вкус, литовские – вернее, европейские – куртуазные манеры были куда лучше русских. Прямо, как в костюмном кино – галантные кавалеры, прекрасные дамы… Дама… Анна… Красивая девочка и, кажется, определенно, скучает. Почему бы не навестить?
Поужинали быстро, стол был накрыт в длинной полутемной зале. Так и сидели втроем – Лешка, Ваня и его дядька Лявон, как всегда, хмурый – молча жевали пищу, не поддерживая никакого разговора даже из вежливости. Лявон лишь спросил об отце Ивана.
– Напали лесные тати, – коротко пояснил тот. – Если б не он, – отрок кивнул на Лешку, – и я бы не выбрался.
Дядюшка ничего больше не сказал, лишь смурно качнул головой.
Комнаты тянулись анфиладой по всему дому, Лешке постелили в дальней, на узком и, признаться, довольно жестковатом, ложе у самой стены, больше напоминавшем просто широкую лавку. Вообще, интерьер дома представлял собой забавную смесь из древнерусских традиций и попыток хозяина жить, как какой-нибудь литовско-польский магнат. Лавки и большие русские печки соседствовали с резными шкафчиками и висевшими на стенах картинами, большей частью изображавших сцены из Библии.