Цари. Романовы. История династии
Шрифт:
Впоследствии была легенда о том, что Распутина травили цианистым калием, но яд его не взял… На самом деле потом оказалось: человек, который передал им яд, не захотел взять греха на душу. Он вместо яда дал безвредный порошок… Поняв, что «яд» не действует, Феликс выстрелил, Распутин упал. И возникнет вторая легенда, что Феликс его убил, а он воскрес… На самом деле Феликс лишь ранил его… Феликс не был убийцей и нервничал… Распутин лежал недвижно на шкуре белого медведя… Феликс был наедине с ним в комнате. И тут Распутин очнулся и бросился его душить… Он кричал яростно, как раненое животное: «Феликс, Феликс!..» Что чувствовал Феликс, когда на него ринулся «труп»! От ужаса
Распутина убили в полуподвале, будто предрекавшем екатеринбургский полуподвал.
Она: Телеграмма. «18.12.16. Приказала твоим именем запретить Дмитрию выезжать из дома до твоего возвращения. Дмитрий хотел видеть меня сегодня, я отказала. Замешан главным образом он, тело еще не найдено. Когда ты будешь здесь?»
Я листаю дневники великих княжон.
Дневник Ольги: «17 декабря. Отец Григорий с ночи пропал. Ищут везде. Ужасно тяжело. Спали мы четверо вместе. Боже, помоги!
18 декабря. Аня живет у нас в доме, так как мама за нее боится… Окончательно узнали, что отец Григорий был убит, должно быть Дмитрием, и сброшен с моста у Крестовского. Его нашли в воде. Как тяжело, и писать не стоит. Сидели и пили чай и все время чувствовали – отец Григорий с нами…»
Итак, убил Дмитрий?! Теперь конец уже всем ее надеждам. Вот почему: «Как тяжело, и писать не стоит».
Он: Телеграмма. «18.12.16… Только сейчас прочел твое письмо. Возмущен и потрясен. В молитвах и мыслях вместе с вами. Приеду завтра в 6 часов».
Было ли предсказание Распутина только ловкой мужицкой хитростью? Или продиктовано темной силой «Святого черта»?
Или и тем и другим?… Ибо этот хмельной, безумный в распутстве мужик действительно был предтечей. Тех сотен тысяч страшных мужиков, которые затопчут их дворцы, убьют их самих и бросят их трупы, как падаль, без погребения…
Сначала труп Распутина был помещен в склепе Феодоровского собора. Потом его тайно похоронили – недалеко от дворца под строящейся часовней. Под самым алтарем лег в землю ужасный «Старец»… По-прежнему он был рядом с ними. Из дневника Николая:
«21 декабря. Среда… В 9 часов поехали всей семьей мимо здания фотографии и направо, к полю, где присутствовали при грустной картине: гроб с телом незабвенного Григория, убитого в ночь на 17 декабря извергами в доме Ф. Юсупова, стоял уже опущенный в могилу. Отец Александр Васильев отслужил литию, после чего мы вернулись домой. Погода была серая при 12 градусах мороза. Погулял до докладов… Днем сделал прогулку с детьми…»
Николай был непреклонен: «извергов» – Дмитрия и Феликса – решено было выслать из Петрограда. Не только страдания жены заставили царя быть твердым. Богопротивно убийство для христианина… да еще какое: царские родственники мужика убили!.. «Извергов» чествовала остальная Романовская Семья. На вокзале Феликса провожал тесть, великий князь Александр Михайлович.
Как завидовал бедный Дмитрий всем оставшимся в любимом Петрограде…
Скольких его родственников – из тех, кто остался «в любимом Петрограде», – вскоре убьют! Но уцелеют Феликс и Дмитрий – «изверги», высланные из столицы.
В
И Аликс показывает Ники ужасное завещание «Старца»… Он пытается ее успокоить: все заветы Григория теперь выполняются… Изгоняется не любимый императрицей (и, следовательно, Григорием) Трепов и назначается в премьеры дряхлый Голицын – а это значит, фактическим главой правительства становится любимый «Другом» Протопопов. Все это вызывает бунт в обществе: идут бесконечные съезды – городской, земский, дворянский – и все против нового правительства. Пока все ждут революцию, она уже началась. «Святой черт» оказался прав – сразу после его смерти – началось!
Но постепенно Аликс воскресает для борьбы… Именно в это время все чаще она вспоминает: Распутин был против этой несчастной кровавой войны. И после смерти Распутин продолжает исполнять ту же роль – предлагать то, о чем в тайниках души мечтает сама Аликс!
И Аня тотчас умело поддержала игру. Она вдруг вспоминает о телеграмме, полученной когда-то от «нашего Друга». Она помнит даже текст: «Не затевать войну – будет конец России и вам самим. Все положите до последнего человека…»
Часть вторая. Гибель «Атлантиды»
Глава 8. Наступил Новый, 1917 год…
И пойдет царь их в плен, он и князья его вместе с ним, говорит Господь.
Наступил Новый год, числом такой страшный для Романовых, – семнадцатый.
Мороз, жестокий холод, 38 градусов. Солнце в морозном дыму. Сверкает, будто облитый ртутью, чистый снег Царского Села. Покрыты инеем стекла придворных экипажей. В Большом дворце – ежегодный большой выход Государя. Обычный Новый год в длинной череде лет его царствования.
Из дневника Николая:
«1 января. Воскресенье. День простоял серенький, тихий и теплый… Около 3 часов приехал Миша, с которым отправился в Большой дворец на прием министров, свиты и дипломатов…»
В начале 1917 года уже никто не сомневался в грядущей революции. Заговоры зреют в роскошных петроградских квартирах. И во дворцах.
Заговор великих князей… Здесь, конечно, тотчас всплывает имя любимца армии – бывшего Верховного Главнокомандующего великого князя Николая Николаевича. От 16 великих князей в Тифлис к опальному Николаше направляется посланец… С Николаем Николаевичем начинают открытые переговоры и заговорщики из Государственной думы. От имени думца князя Львова Николаше уже открыто предлагают заменить тезку на престоле… Поколебавшись, Николай Николаевич отказался – остался верным присяге.
Активизировались великие князья из клана Владимировичей. Незадолго до убийства Распутина монархиста Пуришкевича позвали во дворец к великому князю Кириллу Владимировичу. «Выходя из дворца великого князя, я, под впечатлением нашего с ним разговора, вынес твердое убеждение, что он вместе с Гучковым и Родзянко затевает что-то недопустимое… в отношении Государя…» – записал Пуришкевич в дневнике. На самом же деле и здесь дальше крамольных разговоров не пошло… И многие из большой Романовской Семьи могли повторить тогда слова, вырвавшиеся у великого князя Николая Михайловича: «Он (царь. – Э.Р.) мне противен, а я его все-таки люблю!»