Цари. Романовы. История династии
Шрифт:
Вот почему и возникла моя встреча с третьим.
В 1943 году, когда я его впервые увидел, – третий жил в Перми, тогда это был город Молотов… Я так его и называл: «товарищ Харон». Но он не смеялся. Даже когда объяснил ему, что Харон – это перевозчик в царство смерти у греков. Он никогда не смеялся и никогда не говорил на интересующую нас тему. Я увидел его в 1953-м, незадолго до смерти. Он был сухонький старичок, мал росточком, нос тонкий, хищный, волосики реденькие, в жалкой ушаночке и истертом зимнем пальтишке ходил наш Харон… В ужасной хибаре, в крохотной комнатушке жили бывший водитель грузовика с царскими трупами, а за занавеской – его младший сын с женой. Хибара эта находилась на улице 25 Октября…
Вы уже поняли, о ком я собираюсь рассказать? Сергей Иванович Люханов – третий свидетель той ужасной дороги… Биография у него прелюбопытная… В отличие от всех цареубийц он никогда не упоминал о своем участии в великой пролетарской миссии цареубийства, не боролся ни за какие выгоды. Более того, его сын мне рассказал, что он никогда не упоминал, что был в Екатеринбурге в 1918 году. И вообще, за все наши встречи он мне так ничего и не рассказал. Ох как трудно было говорить с этим молчальником. Помню, я в ресторан его позвал, он весь вечер просидел молча, потом взял счет, который я оплачивал, и сказал: «Жаль, я мог бы жить на это целый месяц…» И ушел. Все, что я узнал о нем, узнал от младшего сына… Алексеем сына звали, как наследника – вот он мне и рассказал о папаше. Оказывается, дожив до 80 лет, его отец не получал даже пенсии – сын объяснил, что, дескать, Сергей Иванович не знал. Странно. Большевик с 1907 года не знает, что в стране победившего социализма старикам положена пенсия… Много в его жизни было странного. К примеру, эти постоянные переезды из города в город. Сразу же после расстрела он покидает Екатеринбург вместе с отступающими большевиками. Но после возвращения в Екатеринбург советской власти Сергей Иванович в город не возвращается. Он уезжает в город Осу, но вскоре покидает и этот город. И дальше частая смена мест, он будто мечется по Уралу – меняет места… только немного освоится с местом и, глядь, от выгодной должности отказывается – и в путь! Он будто чего-то боится. Но самое интересное – его взаимоотношения с женой Августой.
Августа – учительница, родная сестра бывшего коменданта Ипатьевского дома Авдеева, – она в 1918 году вступает в партию. Кстати… на кладбище лежит она не под крестом, а под звездой – одной из первых на екатеринбургском кладбище… И вот эта «идейная и атеистка» вскоре после расстрела уходит от Люханова. Она возвращается в Екатеринбург, где в 1921 году умирает от тифа в партийной должности управляющей детскими домами. Перед смертью она прощает мужа, – так мне рассказал его сын Алексей.
Итак, наш Харон сделал нечто такое, отчего она ушла с четырьмя детьми! И за что пришлось ей прощать его перед смертью?
(Причем «страстная любовь к другой» исключается – только через два года он женится в следующий раз.) Нет, здесь было что-то иное, чего не выдержала «идейная» сестра бывшего коменданта Ипатьевского дома Авдеева… И, видно, боясь того, что сделал, Люханов и метался по стране. А потом так затаился, что боялся даже получать пенсию… Я видел его фотографию 1918 года – барин… И последнюю – жалкий нищий старик.
– Но хватит недомолвок, – усмехнулся Гость. – Я расскажу вам то, что, по-моему, подчеркиваю – по-моему, случилось…
Это могло произойти только в одном месте, когда грузовик подъехал к железнодорожной будке номер 184, где спала сторожиха. Подъехал и застрял. Где-то недалеко от этой будки (так написал Юровский) их должна была ждать застава из ермаковских людей. К тому времени Ермаков должен был спать пьяным сном – развезло его на тряской дороге… Юровский будит его… и они идут разыскивать ермаковский отряд. В это время шофер Люханов направляется в будку будить сторожиху – просить воду для перегревшегося мотора.
Остается застрявший грузовик и сопровождающие красноармейцы. Сколько их? Скажем уклончиво –
Вы обстановку представляете?… Белые город должны взять. С советской властью, казалось, навсегда будет покончено. Офицеры за Царскую Семью вешать будут. Так что в грузовичке ехать им непросто было. Все-таки под брезентом убитая Царская Семья лежит… И вот пока Ермаков спал мертвецки пьяным сном, они, видимо, и услышали… эти стоны из-под брезента…
Надеюсь, вы знаете, что после расстрела некоторые из Романовых оказались живы и их пришлось достреливать и докалывать. Но добили тех, кто был в сознании… легко вообразить, что кто-то… допустим, двое… были только ранены и были без сознания. И сознание вернулось к ним в этом жутком грузовике… Что было дальше? Когда осовевший от пьяного сна Ермаков удалился с Юровским в лес искать своих людей, а Люханов отправился будить сторожиху – вот тогда-то и могло случиться.
У оставшихся у грузовика красноармейцев появился шанс… Участие в страшном деле обрекало их на смерть, а тут – спасти кого-то из Семьи!.. Сговорились ли они, когда стоны услышали? Или поняли друг друга без слов?… Как они стащили двоих недостреленных с грузовика? Как отнесли их в лес… кругом был глухой лес… Видел ли это Люханов из окна будки? Или не видел, продолжая браниться со сторожихой?… Все это я могу только предполагать. Как и дальнейшее: сбежали сразу эти красноармейцы? Скорее, нет. Подозрительно было бы. Вероятно, вернулись к грузовику и начали стелить шпалы на болотце. А потом явились Ермаков и Юровский: нашли они ермаковских людей.
Что было дальше с красноармейцами? Сумели ли они сбежать по дороге к шахтам?… И вернуться в лес к спасенным? Умерли ли спасенные сразу – там же, в лесу? Или действительно удалось кому-то выжить и те звезды, которые, очнувшись в телеге, увидела та, которая звала себя Анастасией, – были звезды той невозможной ночи?… И что сказал Юровский Ермакову, когда, перегружая тела с грузовика на телеги, он обнаружил, что нету двух мертвецов. И ужас Ермакова, сразу протрезвевшего! Но у них уже не было времени искать исчезнувших двух мертвецов. Белые стояли на пороге. Надо было довершать сделанное – уничтожать оставшиеся трупы… А Люханов? Он – в кабине, он вроде ничего не видел… Он ни при чем… И люди Ермакова, которые были весело-пьяны и, конечно, ничего не заметили… почти всех их сразу отослали, как пишет Юровский. Только самых верных оставили… Такова была общая тайна двух претендентов на «честь расстрела…». Так вдвоем они укрыли «недостачу» двух трупов. Только вот фотоаппаратом Юровскому не удалось воспользоваться – двух трупов не хватало – он ведь съемкой наверняка мечтал «ликвидацию» завершить!
– Съемкой?!
– А как же, он ведь был фотограф. Как он мог не запечатлеть «величайший исторический момент»?! Он ради этого момента, можно сказать, жил. Тем более что в комендантской у него лежал конфискованный фотоаппарат, принадлежавший Александре Федоровне! Царским аппаратом снять расстрелянную Царскую Семью…
И то, что он фотоаппаратом не воспользовался, – еще одна улика…
– Но почему вы все время говорите о двоих?
– Читайте внимательно опубликованную вами же «Записку» Юровского. Он там пишет – на трех дочерях были «бриллиантовые лифы»… А четвертая что ж? Почему на четвертой не было? – Гость засмеялся. – Не хватило? Или история с Алексеем? Ведь с двух шагов в него стреляли, а застрелить не могли.
Вряд ли так уж разнервничался чекист Никулин, что с двух шагов попасть не мог. Значит, и на Алексее – «бриллиантовая защита» была и спасла его. Он тоже был «бронированный». В этом причина «странной живучести»! Но ничего не пишет об этом Юровский… Почему? Потому что Алексея не раздели! Если б его раздели, то наверняка тоже нашли бы ладанку Распутина! Не могла царица сына без ладанки его спасителя оставить. А Юровский пишет только о ладанках на царских дочерях. Значит, точно не раздели… может, Бога побоялись? Смешно, да? Но тогда почему?