Царица амазонок
Шрифт:
– И тем не менее, – возразила Мирина, – ты отправишься в сражение именно с этим.
Парис кивнул:
– Как мужчина, я должен делать то, что соответствует правилам чести, даже если знаю, что мне от этого не поздоровится. Но ты женщина, ты можешь позволить себе больше свободы, и никто не посмотрит на тебя косо. Ты даже можешь сбежать, когда тебе вздумается. Но не царица Мирина, разумеется. Так что подойди, – Парис наконец улыбнулся и раскинул руки, – и убей меня!
Они принялись кружить по сараю, и Парис улыбался, а Мирина
– Ты просто играешь со мной. Я знаю эту твою улыбку. Как только я подойду поближе со своим маленьким деревянным коготком, ты ударишь меня своими деревяшками и посмеешься.
Парис кивнул:
– Всегда помни о том, что ты делаешь в настоящий момент, и о том, как ты выглядишь. Именно так тебе следует начинать схватку – с таким видом, словно ты уже сдалась. Одно из самых главных правил для женщин гласит: заставь противника недооценить тебя. Мужчины склонны думать, что женщина – слабое существо, и как раз в этом твое главное преимущество.
– Слабое существо?
Мирина наконец ринулась вперед. Но едва она это сделала, как между ней и Парисом возник деревянный меч, и его острие почти касалось ее горла.
– Но это было правило номер два, – сказал Парис, продолжая улыбаться. – А теперь правило номер один: никогда не стоит недооценивать противника.
Он оттолкнул Мирину, и она едва не упала, наткнувшись на вилы для сена.
И как раз в этот момент, когда Мирина прикидывала, каким должен быть ее следующий шаг, в дверях появилась третья фигура. Это была госпожа Отрера.
– Племянник? – окликнула она Париса, всматриваясь в пыльные тени. – Я слышала, как ты приехал. Какой приятный сюрприз!
– Я просто… – Парис откашлялся с необычной для него робостью. – Я просто подумал…
– Да. – Госпожа Отрера отмахнулась от него. – Я вижу.
Весь остаток дня Мирина занималась привычными делами, но все они почему-то оказывались в пределах досягаемости слуха госпожи Отреры. К тому времени, когда Парис наконец покинул их имение, чтобы вернуться на корабль, Мирина была уже готова разрыдаться от огромного количества упущенных возможностей еще раз поговорить с ним.
Однако перед тем, как отправиться в порт, Парис, пересекая внутренний двор дома госпожи Отреры, вдруг остановился, чтобы поправить ремешок на своих сандалиях, как раз напротив колонны, за которой пряталась Мирина.
– Жди меня на берегу на рассвете, – тихо произнес Парис, не глядя в сторону Мирины. – Захвати оружие.
В эту ночь Мирина не знала отдыха. Но единственное, чего она добилась, постоянно вертясь с боку на бок и вздыхая, было то, что Пентесилея сердито попросила ее не шуметь, а Лилли проснулась в слезах, бормоча себе под нос обрывки фраз, что-то о кораблях и огнях на берегу.
– Это из-за нее! – прошептала она, когда Мирина попыталась успокоить ее и заставить снова заснуть. – Они идут за ней!
– О ком ты, милая? – шепотом спросила Мирина, крепко прижимая сестренку к груди и надеясь, что шум не разбудит остальных.
– О
После долгой ночи без единой минуты сна Мирина наконец вышла из спальни, чтобы прокрасться к конюшням и оседлать своего скакуна. Она знала, что до рассвета еще далеко, но была слишком взволнована, чтобы ждать. А что, если ее замысел был разгадан?.. Что, если госпожа Отрера попытается остановить ее? Мирина не боялась попасться на постыдной затее, ее пугала возможность не увидеться с Парисом, как было задумано.
Ее конь, серебристый мерин, радостно фыркнул, завидев Мирину, и девушка тут же постаралась успокоить его, тихо бормоча ласковые слова. И вместо того, чтобы вскочить на его спину и помчаться прочь с радостным воплем, как обычно, Мирина осторожно провела животное мимо дома, держа за уздечку, надеясь, что их никто не увидит и не услышит. Не то чтобы ее затея была уж очень дурной, просто… То, как госпожа Отрера смотрела на нее накануне вечером, заставило Мирину предположить, что сестры могут подумать нехорошее. В конце концов, Парис ведь был мужчиной.
Скача через поля к океану, вдыхая утешающую утреннюю прохладу, Мирина видела, как с неохотной грацией поднимается над землей ночной туман. Хотя уже наступило лето, земля не спешила открывать свое великолепие перед приближавшимся солнцем: нет, она ждала, пока солнце коснется ее своими золотыми пальцами, напоминая ей о своей страсти, и только тогда земля наконец сбросит последние покровы и поприветствует солнце хором птичьих голосов.
И то же самое солнце подталкивало Мирину теплой рукой, разливая перед ней сияющий утренний свет, пока она скакала от дюн к ровному песчаному берегу. И через несколько мгновений светлое пространство пляжа очнулось ото сна, сменив цвет с синевато-серого на золотисто-медовый.
А там, в центре этого золотого сияния, Мирина увидела Париса, скакавшего ей навстречу с деревянным копьем в руке. Но Парис не остановился, приблизившись к Мирине; он лишь усмехнулся и помчался дальше, как будто собирался доскакать до скалистого мыса в дальнем конце песчаного берега.
Развернувшись и поскакав за ним, Мирина изо всех сил старалась обогнать Париса, и, когда они добрались до маленькой бухты, закрытой с трех сторон так, что никто и не догадался бы о ее существовании, оба с хохотом свалились со спин лошадей.
– Ты только подумай! – воскликнул Парис, изображая разочарование. – Я-то надеялся, что буду учить тебя ездить верхом… но теперь вижу, что дочери госпожи Отреры обойдут меня в этом.
– И не сомневайся, – кивнула Мирина, сбрасывая сандалии. – Но ты наверняка заметил, что я многое делаю неправильно. Ипполита постоянно меня бранит за то, как я работаю коленями…
– Я бы не осмелился и взглянуть на твои колени, – улыбнулся Парис. – Я только и видел что лицо женщины, которая полностью владеет конем и наслаждается скачкой. А этого, – он отвернулся, чтобы снять седло с коня, – более чем достаточно.