Царица любит не шутя (новеллы)
Шрифт:
Написать, конечно, можно все, что угодно. Особенно о роли государства. И все же государство государству рознь. Одно дело, к примеру, какая-то крошечная Кроатия [35] , и совсем другое — огромная, богатейшая Русь. Ради такого пирога можно многим поступиться. И сделать тонкий намек прекрасной княгине киевской…
Да, император хитер. Но ведь и Ольге было не занимать стать хитрости! Своей собственной, женской.
— Как же мы можем царствовать вместе? — спросила она, глядя в его черные глаза своими — светлыми и переменчивыми, словно река в ветреный день. — Я — княгиня русов, и страна моя верит во многих богов. Ты — христианин и владыка земли христианской. Сначала мне нужно креститься и принять твою веру.
35
То есть Хорватия.
— Так за чем же дело стало?! — радостно вскричал Константин. — Мы устроим это немедленно!
— Немедленно? — притворно испугалась Ольга. — Но я еще не готова… А впрочем, я согласна — только при одном условии. Ты сам приведешь меня в новую веру.
Константин был вне себя от восторга. Обряд крещения провели с невероятной скоростью. Сам патриарх Константинопольский крестил новообращенную, ну а восприемником от купели, то есть крестным отцом ее, стал император. Нарекли Ольгу после крещения Еленой — в честь матери императора Константина Великого, которая была одной из первых провозвестниц христианства в Византии.
— Ну, теперь мы равны перед Богом, — сказал Багрянородный Ольге. — Хочу взять тебя в жены.
— Как же это возможно?! — отпрянула Ольга. — Не ты ли сам крестил меня и называл дочерью? Даже поганые не берут дочерей в жены — неужто христианскому императору дозволено сие?!
И проговорил обескураженно император:
— Перехитрила ты меня, Ольга!..
Где было ему знать, что он оказался лишь одним из многих, кого перехитрила эта поразительная женщина.
Однако… однако это было ее последнее лукавство!
Дальнейшие события из жизни Ольги — перечень дел великой правительницы, которая, словно по волшебству, забыла веру отцов своих и ратовала за установление христианства на Руси. Впрочем, неофиты всегда отличались почти чрезмерным усердием в насаждении нововведений. Это докажет внук Ольги — Владимир, прозванный Святым, тот самый, который силком загонит соотечественников в Днепр, Волхов и другие реки и примется крестить их огнем и мечом. Но все же первой проложила этот путь Ольга.
Она делала это и во имя державы, и во имя спасения собственной души, и во имя сына Святослава, конечно.
Того самого сына, коего она зачала без мужа на вспаханном поле.
И это осталось ее тайной, которую погребли века.
Первая и последняя
(Царица Анастасия Романовна Захарьина)
— Кто там? — Задремавшая над пяльцами боярыня Захарьина испуганно вскинулась: заскрипели половицы в сенях.
— Это я! — В двери показалось темнобровое, смуглое девичье лицо. — Я, Маша. Можно к Насте?
— Да спит она небось, — процедила боярыня неприветливо.
— Нет, не спит! — радостно заблестела зубками незваная гостья. — В ее светелке горит огонек, я видела.
— Матушка! Кто там? — раздался сверху голос дочери, и Ульяна Федоровна Захарьина обреченно вздохнула, кивнув гостье:
— Иди уж, коли пришла.
Вот уж повадилась эта Маша-Магдалена, полячка крещеная. Вроде бы они с матерью из Ливонии бежали — защиты от притеснений немецких искать, да мать и умерла. Прижилась Магдалена по соседству с Захарьиными, у добрых людей, и постепенно улица привыкла к ней, девушки даже дружились с веселой полячкой, секретничали. Вот и сейчас, конечно, в светелке с Настей трещат про любови разные, про женихов…
— Во дворец когда собираетесь? — спросила Магдалена, едва переступив порог.
— Куда-а? В какой еще дворец? — отмахнулась Анастасия.
— Ты что? Неужто не ведаешь, что всех девок во дворец собирают, на смотрины? Государь надумал жениться! Я сама слышала, как на площади кричали: у кого дома дочери-девки, те бы их, часу не мешкая, везли на смотр. А кто дочь-девку у себя утаит и на смотр не повезет, тому полагается великая опала и казнь!
Анастасия всплеснула руками. Станут выбирать невесту государю! Царицу выбирать!
Внезапно вспомнилось… Настя была еще девочка; отец, Роман Юрьевич, только что умер, в доме после похорон толпился народ, то и дело мелькали фигуры монахов и монахинь. Измучившись от горя, Ульяна Федоровна с дочерью затворились в спаленке, пали под иконы, моля Господа не оставить своим призрением сирот. Внезапно дверь распахнулась и на пороге возникла высокая мужская фигура в рубище.
— Поди, убогий, на кухню, там тебя накормят и напоят, — слабым от слез голосом проговорила вдова, ничуть не удивившись, ибо нищих нынче был полон двор. — И вот еще тебе на помин души новопреставленного раба Божия Романа. Сделай милость, возьми.
Она протянула медяк.
— Спасет Христос тебя, матушка, — густым, тяжелым басом провозгласил нищий. — Спасет и вознаградит за доброту твою. Придет час — дочка-красавица царицею станет!.. — Провозгласил и вышел вон.
Потом кто-то рассказал Ульяне Федоровне, что то был не простой нищий, а сам преподобный Геннадий, пророк-отшельник из костромских лесов.
И вот… Неужто он пришел, предсказанный им час?
Анастасия затрясла головой: о чем она только думает! Грешно этак заноситься мыслями.
Магдалена возилась около небольшого столика с точеными ножками, на котором стоял уборный ларец, — пыталась поднять тугую скобку замка. Она была любопытная, словно сорока!
— От кого заперлась накрепко? Что там у тебя? Грамотки любовные? Васькины небось?
Анастасия вскинула на нее глаза.
Однажды ее двоюродный брат Василий Захарьин оказался настолько дерзок, что передал с Магдаленой малую писулечку: ты, дескать, Настенька, краше заморской королевны, я за тебя хоть в огонь готов, а потому не выйдешь ли в сад — единого слова ради! — после того, как все огни в доме погаснут?