Царица ночи
Шрифт:
Это самое сердце билось с болью, утонувшей в стоне Фаи, когда она сделала надрез. Он повторял форму полумесяца с опущенными вниз концами, как было наказано в свитке. По лезвию побежало тепло. Она быстро прикусила губу, напоминая, ради чего пришла сюда. Боль уйдет, исчезнет и шрам. А что ей всего дороже, останется с ней навсегда.
Прижав платок к груди, чтобы остановить кровь, она вытянула нож и позволила каплям крови упасть на каждый из символов, начертанных на круге. Те мгновенно впитались в землю. Ее жертва была принята. Фая положила окровавленный нож рядом и всхлипнула, комкая насквозь
Когда слезы высохли, что-то коснулось ее волос у самой шеи – точно пальцы перебирали густые пряди. Она медленно подняла голову и замерла, встретив пронзительный взгляд янтарных глаз. Сверху вниз, выпрямившись во весь рост, на нее смотрела старуха, закутанная в черные лохмотья. Кожа ее была белая, как у покойницы, а седые волосы уложены вокруг головы короной. Не моргая, она смотрела в лицо Фае, которая больше не чувствовала ни боли, ни холода; ее тело было во власти невидимой силы, исходившей от старухи, и когда та заговорила, каждое слово отдавалось ударом внутри замершего сердца.
– Убери свою игрушку, пока я не передумала. Чужих благословений тут не надо.
Фая моргнула, не сразу понимая, о чем речь, но затем сжатую в кулак руку словно обожгло. Раскрыв ладонь, она посмотрела на конька. Веревкой-уздечкой он был привязан к ее запястью. Пришлось бросить его за пределы круга, в кромешную тьму, но у Фаи не было времени за него испугаться. Марена заговорила снова:
– Сегодня ты и твои люди возносили молитвы богам и просили помощи духов предков в грядущей битве. Зачем ты пришла сейчас ко мне?
Фая наконец обрела дар речи:
– Просить за того, кто мне мил.
На морщинистом лице не появилось ни усмешки, ни признаков узнавания.
– Коли среди его предков были великие воины, они ему помогут. Коли нет, после смерти его встретят как подобает.
– Он не может умереть! – Фая сорвалась на крик, но старуха даже не шелохнулась. Лишь тонкая седая бровь поползла вверх.
– И это говоришь ты? Решила, раз дары твои так искусны, получила надо мной власть?
– Пожалуйста, – отчаянно зашептала Фая, простирая к ней дрожащую руку, другой прижимая к груди платок. – Милостивая госпожа, прости меня. В нем одном заключена моя жизнь, и я сделаю что захочешь, чтобы он вернулся ко мне.
– Ах так. И почему же ты считаешь, что никто на свете его не заменит?
Вопрос был задан все тем же бесстрастным тоном. Фая опустила глаза, разглядывая следы собственной запекшейся крови на ноже. Были ли хоть на одном человеческом языке слова, чтобы объяснить, что значили для нее каждый взгляд и прикосновение Матвея? Стук его живого сердца под ее ладонью? Ласковые слова, которые он шептал ей просто так или в минуты страсти? Мечты, которыми делился с ней день за днем, строя их жизнь на годы вперед? Ей было нечего ответить.
– Я вижу, – пророкотал дух. Когда Фая подняла взгляд, уголок ее тонких губ приподнялся в подобии улыбки. Она была слишком напугана, чтобы
Фая закивала.
– Что же ты готова предложить мне за его жизнь?
– Что пожелает твоя душа. – Она выпрямилась, глядя на нее немигающим, искренним взглядом.
– Ах, желаний у меня много, и некоторые не сбудутся никогда, – как бы про себя заметила Марена, воздев глаза к небу.
Затем ее взгляд небрежно скользнул по обнаженному телу Фаи, задержавшись на окровавленном платке.
– Душа подобно твоей, однако, в моем царстве бы пригодилась, – промурлыкал дух. – Такие чувства всегда делают людей краше, чем они есть.
Фая заставила себя не двигаться; внутри нее все кричало от ужаса. То, что она прочитала в книге, подготовило ее к этому моменту, однако оказаться в нем наяву было куда страшнее. Она не чувствовала ничего близкого к религиозному исступлению, о котором так много говорилось в легендах о богах.
– Не спешишь убежать? – хрипло рассмеялась старуха, подождав немного. – Похвально. Я не убийца, поэтому заберу ее, когда настанет час тебе пересечь Калинов мост. Умерев один раз, твой милый сможет вернуться к тебе. Ты получишь то, что просишь, но за это проведешь вечность, служа царству мертвых. Таково мое условие.
Фае показалось, что глаза старухи весело сверкнули, но это могла быть просто игра лунного света.
– Один раз, – прошептала она; язык с трудом ей повиновался.
– Бессмертных людей на свете не бывает.
Она сжала руку, где прежде держала конька, но пальцы сомкнулись вокруг пустоты.
– И будучи у вас в услужении… я смогу видеть его? Говорить с ним?
– Если ваша связь так сильна, как ты считаешь.
Впервые с тех пор, как она оставила Матвея, на ее лице появилась улыбка. Их связь была единственным, в чем она, не зная ни родителей, ни места своего рождения, никогда не сомневалась. Ради него она выдержит что угодно.
– Я согласна.
– Дай мне руку.
Она сделала глубокий вдох и протянула ладонь. На нее упал деревянный оберег, который богиня вытащила из своего рукава. По форме он напоминал секиру Перуна, которую Фая видела сегодня у других воинов на капище. Матвей носил подобную каждый день. Затем, к ее изумлению, лунный свет засиял на деревянной поверхности, словно на воде, и так же внезапно погас, оставив после себя тяжесть и едва заметный серебристый узор, извивающийся подобно цветочному побегу.
– Оберег сделан из ели у Калинова моста, – продолжала Марена. – Завтра первым делом надень его на шею тому, за кого просила, и прочти молитву, которую я тебе скажу. Так, окажись он на пороге смерти, его узнают и отпустят обратно. А после, когда он вернется, убедись, что будешь первой женщиной, к которой он прикоснется. Иначе мое благословение потеряет силу и он умрет.
Фая решительно кивнула, зажав дар в кулаке. Затем Марена медленно заговорила на древнем языке, что был записан в бабушкиных свитках. Если бы Фая видела себя со стороны, заметила бы, что глаза ее вспыхнули янтарем, а печать царицы подземного мира легла на лицо, стерев со щек румянец. Но в тот момент в душе ее царила радость. У ее счастья будет шанс на спасение.