Царица Синдов
Шрифт:
Что ж, посмотрим, что представляет собой этот Гекатей, и можно ли доверить ему свою дочь.
Псатия принесла горячий, только что испечённый хлеб, и Тиргатао, как хозяйка дома, обязанности которой она никогда прежде не стремилась выполнять, принялась его нарезать ровными аккуратными ломтями.
– Угощайся, дорогой гость, – предложил Багос, когда девушка вновь села на своё место.
И Гекатей, проголодавшийся с далёкого уже завтрака, с удовольствием принялся за еду.
Псатия сегодня расстаралась для гостя и превзошла саму себя. За чечевичной похлёбкой последовала тушёная рыба, вместе с кусками которой на широкое глиняное блюдо женщина
Всё это время хозяин дома не требовал от гостя застольной беседы, но следил за ним внимательным цепким взглядом. Следил за каждым движением, за выражением лица, за каждым взглядом, украдкой брошенным Гекатеем на его дочь. Тиргатао молчала, не поднимала от тарелки глаз и ела всё, что подкладывала ей Псатия.
Обед завершился, когда все присутствующие насытились. Тиргатао помогала Псатии убирать посуду, а мужчины остались сидеть за столом.
Багос добавил им в кружки ещё медового напитка и посмотрел на гостя.
– Я слушаю тебя, Гекатей. Что привело тебя в земли савроматов?
Синд поведал ему свою печальную историю и попросил помощи оружием и двумя десятками воинов, обещав заплатить полновесным золотом и крупным понтийским жемчугом.
Было видно, что ему неуютно просить у варвара, но выбора у него не оставалось. Его советник Ханакес набрал слишком большой вес в политической жизни города, слишком много сторонников у него появилось в Синдской Гавани. Ханакес, его бывший лучший друг, который рос вместе с Гекатеем в его доме, сидел за одним столом, учился стрелять из лука…
Как же он мог предать?
– Я подумаю над твоей просьбой, синд. А пока отдохни, моя дочь сказала, что ты был опасно ранен и лишь чудом остался жив, – оторвал его Багос от грустных мыслей.
– Благодаря твоей дочери, – склонил голову Гекатей.
Мужчины завершили беседу и разошлись по своим опочивальням. Тиргатао, которая пряталась в тени и подслушивала их разговор, наконец-то смогла размять затёкшие от долгого сидения в засаде ноги.
Оглянувшись по сторонам и убедившись, что её точно никто не видит, она подхватила спрятанную под разросшимся лопухом холщовую суму, из которой выпирало что-то острое и позвякивающее при ходьбе, и, пригибаясь как можно ниже, выскользнула за ворота. За ней, также пригибаясь к земле, но по-собачьи оттопыривая зад с повиливающим хвостом, проползла Арра.
На улице девушка тут же разогнулась, расправила плечи и лёгкой походкой охотницы двинулась в сторону окраины. Там, по другую сторону стены, опоясывающей Городище, жил единственный друг Тиргатао в человеческом обличье.
Хотя обличье у него было не совсем человеческое, Машло родился с багровым лишаем почти во всё лицо. Его отец, едва увидев младенца, вскричал, что его жена согрешила с духом огня, поэтому и родила ребёнка с огненной меткой на лице. Мать Машло пыталась убедить мужа, что он ошибается. Но мужчина, не слушая оправданий своей жены, снял брачный браслет, бросил его и вышел вон. Звонко ударившись о саманный пол, браслет подскочил и закатился под кровать, на которой лежала обессиленная роженица. К утру женщина умерла от потери крови и от отчаяния, вызванного уходом мужа. Так мальчик остался сиротой. Отец отказался принять его, как чужого.
Поэтому по старому обычаю ребёнка взяло на воспитание племя, и он жил поочерёдно в каждом доме. Ему дали имя Машло, что означало «пламя», которое его и зачало, наградив сына огненной меткой и даром.
С Тиргатао они были погодками, при этом оба, так непохожие на других детей их возраста, росли почти изгоями. Неудивительно, что эти два ребёнка, награждённые духами и жившие некоторое время под одной крышей, подружились.
Когда Машло было шесть лет, он, подначиваемый Тиргатао, пришёл к кузнецу и попросился к нему в ученики. Подруга наблюдала за разговором из-за угла кузницы и громким шёпотом подсказывала мальчику правильные слова. Кузнец усмехнулся и предложил Машло доказать, что он достоин стать его учеником. Тогда мальчишка поднял левой рукой вылетевший из печи красный уголёк, крепко сжал его в кулаке и держал так несколько ударов сердца, а потом бросил обратно отряхнул ладошки друг о друга и спросил: «Ну что, достоин я стать твоим учеником?». Кузнец, оторопело взиравший на только что произошедшее на его глазах чудо, не смог вымолвить ни слова, только кивнул. Машло, сообщив, что тогда придёт завтра, довольный вышел из куницы.
Тиргатао, также наблюдавшая всю эту сцену, не смогла сдержать испуганного вскрика и, как только Машло вышел на улицу, схватила его за левую руку. На ладони проступал розоватый ожог.
«Зачем ты это сделал?!» – закричала Тиргатао, испугавшаяся за единственного на тот момент друга.
«Чтобы он взялся меня учить», – по-взрослому серьёзно ответил Машло и аккуратно вытащил ладонь из рук девочки.
«Пошли обратно, Псатия смажет волшебной мазью», – она взяла его за здоровую ладонь и повела домой.
Если до этого случая кто-то ещё и сомневался в происхождении мальчика, то после красочного рассказа кузнеца, уверились окончательно. К тому же у Машло открылся истинный дар в обращении с пламенем. Мечи и орала, выкованные его руками, никогда ещё не ломались, а верно служили своим хозяевам. Лошади подолгу носили выкованные им подковы, а уж домашняя утварь и украшения из меди пользовались таким бешеным спросом, что даже эллинские купцы не брезговали заходить за ними в скромную кузню.
– Эй, Машло, – закричала Тиргатао вглубь пышущего жаром помещения, – выходи на свет!
Появившийся подмастерье кузнеца в кожаном фартуке, с покрытыми потом мускулистыми плечами, перевязанными кожаным шнурком тёмно-каштановыми волосами, едва ли напоминал маленького доходягу, впервые попавшего в их дом. Увидев девушку, он стиснул её в крепких объятьях.
– У-у, буйвол какой, пусти, – смеясь, забарахталась Тиргатао в его руках. – Я по делу.
– Да знаю я, какое твоё дело, – Машло опустился на стоявшее в тени кузницы бревно, – уж всё Городище знает, что ты чужака в племя притащила. Женихаться приехал, или как?
– Ты чего городишь, суслик глупый? – вскинулась девушка, слишком резко и поспешно на взгляд Машло.
– Ладно, ладно, – поднял он руки в примирительном жесте, когда она дважды ударила кулачком по мощному загорелому плечу. – Говори, чего хотела, работы много.
– А где Ханакес?
– Заболел он, теперь вся кузня на мне, все заказы, – устало сказал Машло, почёсывая между ушей Арру, прижавшуюся к нему рыжим боком.
– А он доверяет тебе заказы? – не слишком искренне удивилась Тиргатао, прекрасно зная, что уже почитай два лета, как кузнец, страдавший болями в спине, переложил все обязанности на Машло, только на словах считавшегося подмастерьем.