Царица Тамара
Шрифт:
Священникъ. Отвтъ можетъ быть неправильно истолкованъ.
Князь Георгій. Тмъ, кто его не понимаетъ, я говорю, что я хочу проврить мой лагерь — неожиданно ночью осмотрть его и наказать спящихъ. Но теб, священникъ, я говорю, что въ этомъ отвт есть особое значеніе.
Священникъ. Я теперь вижу, что есть. Твои глаза стали такими дикими.
Князь Георгій. Мы воюемъ съ ханомъ Карса. Онъ въ нашихъ рукахъ. Если я нападу на него этой ночью, онъ погибъ.
Священникъ. А!
Князь Георгій. А если не нападу и пропущу
Священникъ. Вчной благодарности.
Князь Георгій. Такъ вотъ я и пощажу его сегодня ночью; а если завтра ночью я явлюсь къ нему и проведу его войско въ спящій лагерь царицы и наполню его молчаніемъ и смертью — что сдлаетъ тогда ханъ? Священникъ всплескиваетъ руками.
Князь Георгій громко. Тогда онъ мн во всемъ будетъ помогать въ будущемъ.
Священникъ. Вижу твой великій планъ.
Князь Георгій. И ты долженъ быть моимъ посломъ къ хану — съ этимъ предложеніемъ.
Священникъ. Я?
Князь Георгій. Потому что ты озлобленъ.
Священникъ. Я не могу.
Князь Георгій. У меня, кром тебя, нтъ никого. На тебя я полагаюсь. Ты долженъ передать мое письмо хану.
Священникъ. Я сдлаю это, потому что у тебя нтъ никого другого, на кого бы ты могъ положиться. Но обдумай все, князь Георгій; я трепещу за тебя, ибо ты, какъ тотъ, кто съ зажженнымъ фонаремъ ищетъ своей погибели.
Князь Георгій. Такъ пусть же будетъ благословенна погибель! Я поступаю такъ, потому что я въ крайности. Въ теченіе долгихъ мрачныхъ лтъ я обдумывалъ это; теперь я не хочу больше думать. Или въ твоей мудрой голов есть для меня другой совтъ?
Священникъ. Это опасный планъ. Но если ты хочешь быть царемъ — ты долженъ на многое ршиться.
Князь Георгій. Царемъ? Я не хочу быть царемъ.
Священникъ. Не хочешь быть царемъ?
Князь Георгій. Нтъ.
Священникъ. Ты разв не хочешь завоевать владнія царицы и самому ссть на ея тронъ?
Князь Георгій. Ты ошибаешься, я хочу завоевать царицу.
Священникъ. Я не понимаю. Вдь царица твоя?
Князь Георгій. Я лгалъ. Царица не моя.
Священникъ. Съ любопытствомъ. Ты говорилъ, что она тебя любитъ?
Князь Георгій. Она не любитъ меня.
Священникъ. Ты мн сообщаешь великую новость.
Князь Георгій. Долгіе, долгіе годы велъ я съ царицей тайную борьбу. И я былъ одинъ, а у нея былъ старый игуменъ. Бросила ли она на меня когда-нибудь взглядъ? Никогда. Не смотри на него — сказалъ старый игуменъ. Или я долженъ былъ-пасть передъ нею и умолять ее? Кричитъ. Нтъ, нтъ!.. И такъ проходило время. Я длалъ видъ, будто Зайдата, Юаната и Софіатъ — мои возлюбленныя, а царица длала видъ, что не вритъ этому.
Священникъ. Но въ дйствительности она врила?
Князь Георгій. Да, врила. Но не хотла этого показывать. Никогда. Ни однимъ взглядомъ. Долженъ ли былъ я просить ее о чемъ бы то ни было? Нтъ, говорю я. И такъ мы боролись.
Священникъ. Никогда мн не приходилось слышать большей новости.
Князь Георгій. Я теб все разсказываю, чтобы ты мн помогъ.
Священникъ. Но твой великій планъ?
Князь Георгій. Это вовсе не великій планъ. Не я его такъ назвалъ.
Священникъ. Ты вдь хочешь уничтожить цлое войско?
Князь Георгій. Маленькое войско. У царицы есть еще войско. Я хочу смирить царицу. Она не должна думать обо мн съ пренебреженіемъ. Когда я буду стоять передъ нею съ войскомъ хана, я не сниму шапки и скажу: Тамара, вотъ супругъ твой, ясно ли ты видишь меня?
Священникъ. А земля, а государство?
Князь Георгій. Пусть все это неприкосновеннымъ лежитъ у ея ногъ. Но я могъ бы все взять, вотъ въ чемъ сладость, попъ!
Входятъ слуги и открываютъ завсы въ глубин сцены. Комната наполняется яркимъ свтомъ, виденъ ландшафтъ съ зелеными, озаренными солнцемъ, горами. Вдали слышна музыка, она приближается. (Деревянные инструменты, лютни и литавры).
Священникъ. Никто не дерзалъ на большее, чтобы захватить то…
Князь Георгій. Чтобы захватить все. Я хочу владть всмъ.
Приближается множество солдатъ съ короткими копьями и выстраивается, занимая часть лстницы и зала; на нихъ срые широкіе шаровары и куртки съ мховыми рукавами; на поясахъ у нихъ сабли и кинжалы. Головы у всхъ обнажены. На офицерахъ срые кафтаны со шнурками на груди. Черезъ вторую дверь входятъ двушки и слуги и переглядываются черезъ плечо. Адьютантъ князя Георгія открываетъ дверь, обитую желзомъ, и кричитъ: «сюда». Входятъ двое плнныхъ грузинъ, — они скованы вмст ручными кандалами, — на нихъ нтъ кафтановъ, а только длинныя синія рубахи. Музыка стихаетъ. Входитъ офицеръ въ красной черкеск съ опущенной саблей, идетъ къ трону царицы и становится около него. Черезъ минуту входитъ второй красный офицеръ, тоже съ опущенной саблей, и становится рядомъ съ первымъ. Слышенъ звукъ трубы.
Царица появляется во вход на носилкахъ. Солдаты опускаютъ копья. Носилки ставятъ на землю, и царица выходитъ и идетъ, кланяясь направо и налво, среди кликовъ толпы, къ авансцен, Когда привтственные клики смолкаютъ, она обращается къ иконамъ и крестится. Среди свиты Фатима, дочь князя Эрзерумскаго. Ея лицо совершенно закрыто затканнымъ золотомъ покрываломъ, которое достигаетъ до колнъ. Она оборачивается къ иконамъ, но не крестится. За царицей идутъ ея дти Георгій и Русуданъ, за ними игуменъ, затмъ монахи, офицеры, писцы, двушки, слуги; вс они крестятся. Царица. Привтъ вамъ всмъ. Теб, князь Георгій, первому мой привтъ.
Князь Георгій. А говоришь ты мн послднему.
Царица. О, я слыхала, что ты усталъ. Побды утомили тебя.
Князь Георгій. Идите ко мн, дти мои. Обнимаетъ и цлуетъ ихъ.
Царица. Смотри, какъ они выросли. Они почти уже такіе, какъ я.
Князь Георгій. И какъ я. Вс перерастаютъ меня.
Царица. Какимъ страннымъ привтствіемъ встрчаешь ты насъ. Поступила ли я противъ твоего совта, проигралъ ли ты битву?