Царица темной реки

Бушков Александр Александрович

– Может быть, вы и правы, господин капитан…

– Я сегодня обязательно поговорю об этом… сами понимаете, с кем.

В глазах у него страха стало меньше, а вот живого интереса явно прибавилось:

– Вы хотите сказать, господин капитан, она еще вернется?

Мы с ним были сейчас чем-то наподобие двух заговорщиков, и не было смысла что-то от него скрывать. В конце концов, советских военных тайн я ему не выдавал.

– Во всяком случае, она обещала, – сказал я.

– Господин капитан, простите за любопытство… А где она сейчас?

Я кивнул на портьеру:

– В своем охотничьем домике.

Том самом, что сгорел во время войны четверть века назад, а вот столетием раньше процветает… Ну, Иштван? Так что вы обо всем этом знаете?

– В двух словах не расскажешь…

Я посмотрел на часы. На четырнадцать ноль-ноль (звонил дежурный из штаба батальона) у комбата назначено совещание командиров стрелковых рот и еще нескольких подразделений, а сейчас нет и десяти, и никаких неотложных дел не предвидится. Езды до городка, где разместился комбат со штабом, – минут двадцать, а больше никаких забот. Времени достаточно.

– Ничего, времени у меня достаточно, – сказал я. – Только постарайтесь не рассусоливать. Выделяйте главное.

– Главное… Главное, пожалуй, в том, господин капитан, что история, которую я вам рассказал в первый день, – сплошная ложь.

– Это которая?

– О том, что у графини Эржи был роман с графом Рудольфом и старый ревнивый муж, граф Пароттаи, узнав об этом, ее отравил. А потом нанял наемных убийц и для Рудольфа. Все было совсем не так. Роман у нее был не с Рудольфом, а как раз с художником, нарисовавшим обе картины, Михалом Отрокочи. А граф Пароттаи, между прочим, был вовсе не старик, а мужчина средних лет, и у него самого был пылкий роман с одной дамой. Они с графиней с некоторых пор жили каждый своей жизнью и совершенно друг друга не ревновали. Никто графиню не травил. Она просто исчезла. Вот графа Рудольфа и правда убили на лесной дороге. Могила графини Эржи в фамильном склепе пуста. Всю эту историю с романом, ревностью и ядом в бокале очень мастерски распустили в виде сплетни, и все ей поверили: для тех времен история была прямо-таки банальная…

– А на самом деле как было?

– Позвольте, господин капитан, я зайду немного издалека… Ни нынешний господин граф, ни его отец никогда не интересовались книгами, а вот дедушка – наоборот. Он был… Есть какое-то ученое слово, которым называют человека, охваченного прямо-таки фанатичной любовью к старым книгам и рукописям…

– Библиофил, – подсказал я. – Говорят еще – библиоман.

– Да, кажется, так это называли – именно библиоман… Эта страсть у него развилась рано, еще в относительно молодые годы, и захватила, как пьяницу – вино или гуляку – женщины. Правда, я так думаю, эта страсть гораздо благороднее вина или женщин, господин капитан?

– Пожалуй…

– Сам я уж никак не книгочей, но понимаю такие вещи… Вот только эта страсть себя проявляла точно так же, как другие, далеко не столь благородные. Я имею в виду, он света белого не видел за своей библиотекой. В жизни местного благородного общества совершенно никакого участия не принимал, чем многих против себя восстановил – на что ему было глубоко наплевать. Никого не принимал, никому не наносил визитов, не обращал внимания не только на женщин, но и на собственную жену. А она была женщина исключительно красивая, молодая, темпераментная, так что давно уже жила своей собственной жизнью. – Иштван отошел настолько,

что его физиономия приняла чуточку плутовское выражение. – Болтали даже, что его дети… не совсем его дети, но это, я понимаю, к нашей теме отношения не имеет. Так вот, библиотека у него была огромная, а мой дедушка, тогда, конечно, молодой, работал у него одним из трех библиотекарей. Дедушка мой – единственный, кто, можно так сказать, выломился из фамильных традиций. Мало ему было гимназии – у нас в роду и полным-то курсом гимназии почти никто не может похвастать. Он, представьте себе, закончил университет в Вене! Но скоро стало ясно: ум он получил от природы, фамильную житейскую практичность в полной мере сохранил. Как только получил диплом, приехал к графу и поступил на испытательный срок библиотекарем. И не прогадал: граф был несметно богат и своим библиотекарям, если убеждался, что от них есть толк, платил жалованья, пожалуй, больше, чем государь император своим министрам. Но и работали они, как галерники. – Иштван ухмыльнулся. – А если подумать, фамильной традиции он не изменил нисколечко: всю жизнь пробыл в услужении у графа Ракели. Ведь если подумать, кто такой библиотекарь у знатного магната? Да тот же слуга. Пусть даже получает жалованье больше, чем министр, и у него есть собственный лакей… – Он заметил мое нетерпеливое движение и торопливо сказал: – Я вовсе не ухожу в сторону, господин капитан, и не уклоняюсь от темы. Просто о Шандоре нужно рассказать более-менее подробно, потому что он все это и открыл… Словом, граф его работой был так доволен, что уже через три года сделал старшим библиотекарем – было еще трое младших, у графа все было поставлено на широкую ногу. Граф дедушку в шутку называл своим главным егерем… Это и в самом деле напоминало охоту: у библиотекарей было с дюжину помощников, главным образом студенты, вообще образованные люди. Они, как охотники, рыскали по всей округе, добирались даже до Буды и Пешта [1] , искали старые книги на продажу, а то и целые библиотеки. Потом грянула революция [2] . Граф Лайош и не подумал к восставшим примкнуть, а потому остался на самом хорошем счету в Вене. – Иштван усмехнулся. – Они там думали, что граф свято хранит верность новому императору, а на самом деле, дедушка говорил, граф попросту даже и не заметил всех этих заварушек, тем более что в наших местах серьезных боев и не было. Правда, «охоте» это на год принесло большой ущерб: добрая половина помощников ушла к восставшим, а остальным рискованно было разъезжать по военным дорогам, где их мог повесить кто угодно, приняв за вражеских лазутчиков. Ну, сами понимаете: идет война, страна в огне, да вдобавок повсюду крестьянские мятежи, румыны и словаки воюют с венграми, вошли хорватские войска, а тут разъезжает какой-то тип в поисках старинных книг – подозрительно с точки зрения военного человека, а?

1

В те времена Буда и Пешт были двумя разными городами.

2

Речь идет о венгерском мятеже 1848–1849 гг.

Конец ознакомительного фрагмента.