Царица Теней: возвращение Персефоны
Шрифт:
Лина обнаружила, что её доставили домой, но не в её собственную спальню, а в самую роскошную в доме — в другом конце комнаты у окна суетились Грации, изменяя небесно-голубой наряд Ланы, подготовленный для торжественной части церемонии, а у кровати на полу сидел Макс. Он встрепенулся, заметив, что Лина открыла глаза, и взял её за руку.
— Как себя чувствуешь? — его голос охрип, будто перед этим он декламировал несколько часов или кричал.
Лина кивнула, давая понять, что чувствует себя хорошо. Её собственный голос не слушался тоже. От пережитого она едва могла адекватно воспринимать себя и всё происходящее вокруг.
— Надо поговорить... — с губ сорвался натужный шёпот.
Макс понял и дал знак Грациям уйти. После он ещё какое-то время молчал, прежде чем догадался, что следует взять инициативу разговора на себя.
— Я так понимаю, речь о том, что ты сказала? Об имени, которое назвала? — Макс, как и многие полубоги, предпочитал не произносить имя Владыки Мёртвых вслух под крышей жилого дома, и это дало Лине шанс уйти от прямого ответа.
Она не могла признаться, что была в темнице Аида, потому что — если, конечно, это не было её личным бредом или видением — она его освободила, и теперь ей грозило наказание, о котором Лина и помыслить боялась. Макс бы не предал её, но из-за своей вспыльчивости мог сделать совершенно неверные выводы.
— Я попала к Мойрам... к настоящим живым Мойрам... — Лина не смогла сдержать дрожь рук, и Макс сжал её ладонь в успокаивающем жесте. — Так было задумано?
Он отрицательно качнул головой.
— Никто не знает, как было задумано. Пророчество прозвучало в день, когда на Аида надели цепи. Пифия сказала, будто из зерна души проявится Персефона, и только она будет способная уничтожить... Гостеприимного господина*. А Пифии принято верить... — Макс вздохнул. — Я должен был подумать об этом раньше и рассказать тебе больше, чем мне было позволено.
Лина нахмурилась. Всё случившееся казалось ей страшным сном. Её новая сущность была принята телом — не сознанием, отчего ещё труднее верилось в происходящее. Макс помог ей сесть, прислонив подушки к изголовью, сам опустился на кровать у её ног.
— Как это произошло? — голос Лины окреп, и теперь она намеренно говорила полушёпотом. — Я не понимаю... не верю... Макс, почему за двадцать пять лет моей жизни никто не рассмотрел во мне её?
— На самом деле рассмотрел... — Макс снова вздохнул, — ты же... ты внешне буквально её воплощение. Об этом упоминал мой отец, это подтверждал и Зевс, и многие другие боги, но... нам было запрещено доносить до тебя эту информацию, поскольку все верили, что гранат не выберет тебя. Я и сам до последнего не верил в это.
— А церемонию в совершеннолетие не провели, потому что посчитали меня слишком слабой?
— Это решение приняли твои родители, — Максим отпустил её руку и отвёл взгляд. — Ты была беспомощна, неспособна даже на минимальное проявление силы, они боялись, что ты погибнешь просто от присутствия рядом другого бога.
— И они решили дать Лане шанс стать избранной, игнорируя её полное несоответствие назначенной роли?
— Никто не гарантировал, что сработает. Да, боги ждали Персефону в этом поколении, но полубоги надеялись, что не увидят её в ближайшие три столетия. Ты и сама знаешь, успешная церемония Посвящения означает повышенную готовность к войне. А кто хочет войны? У многих семьи и дома в мире смертных, кто-то защищает целые города и страны. Представь, что бы было, если бы они узнали о тебе правду? Естественно, что твою схожесть с Персефоной намеренно не замечали, переводя стрелки на Лану, чтобы не поднимать панику.
— Макс, — сердце Лины укатилось в живот и где-то там забилось беспокойной пичужкой, — мне страшно. Меня не готовили, я не умею ни сражаться, ни использовать божественную силу... Пусть зерно души проросло во мне, но я слабая и беспомощная, и мне не хватит физических сил убить его. Просто не хватит! Ни при каких обстоятельствах. Разве сейчас это не приведёт к панике? Разве моя беспомощность не приведёт к новой войне между Олимпом и царством Теней?
Максим ответил не сразу, но когда заговорил, голос его прозвучал ободряюще и тепло.
— Я тоже не знаю и могу только гадать, Лин. У «Протекта» всё под контролем. Не будем пока беспокоиться о том, чего не случилось, и давай решать проблемы по мере их поступления. Сейчас тебя ждёт торжественная часть церемонии, ожидается весь сонм со всех концов света, ты встретишься с Зевсом.
— Какой кошм...
— Дионис выделил свой ресторанный комплекс в Афинах для торжества, так что тебе неплохо бы уже начать собираться.
— Я не хочу. Мне нужно понять, что произошло, осмыслить, во всём разобраться... Какое торжество?!
— Ты сможешь сделать это позже, подумать обо всём завтра. Вот встретишься с Советом богов и всё для себя прояснишь, а пока просто повеселись. Вдруг это в последний раз.
Лина внимательно посмотрела на него и внезапно рассмеялась.
— Умеешь ты утешать, конечно. Спасибо... в последний раз...
— Я имел в виду... — Максим почему-то смутился и сцепил руки у себя на коленях, — завтра церемония будет и у меня, я приму на себя обязанности хранителя, поэтому должен очистить своё сердце от тяжести всех секретов.
— Не пугай меня, — улыбка сползла с её лица, — ты же не в монастырь уходишь. Последнего раза не будет, и не ты ли сам сегодня утром говорил, что нам не нужно расставаться?
— Мы и не расстанемся, но я должен сказать кое-что важное... законами «Протекта» запрещено питать привязанность к объекту охраны. Я думал, что Лана станет объектом и надеялся сказать тебе уже после, но теперь...
— Что? Не понимаю твоей проблемы, ты же не питаешь привязанности к объекту охраны? — улыбнулась Лина. — Нет?
— Да, — одновременно с ней сказал он.
Их взгляды пересеклись, и они снова произнесли одновременно.
— Да?
— Нет... — Макс поджал губы и выругался. — Да, я люблю тебя... с тех пор как увидел. Люблю, и именно поэтому я учился и в школе смертных с тобой, и в школе полубогов... я хотел быть рядом, — он покачал головой, — и моя мечта исполнилась. Теперь я буду рядом, только не так...
Лина потеряла дар речи. Она столько его знала, помогала ему с девушками, рассказывала о своих парнях, ходила перед ним растрёпанная, пьяная, в грязной пижаме, он видел её и весёлой и смешной, и плачущей и заболевшей. Максим видел её любой и всё равно... любил. Шокированная его словами, она напрочь забыла об опасности, которую могла принести его любовь.