Царицын ключ
Шрифт:
— Помещик был Полуехтов, — сказала Элла. — Нам Эдуард Олегович рассказывал.
— Эдуарда Олеговича меньше слушай. Он человек пришлый, гордый, а без любопытства. Как приехал, так и уедет.
— Эдуард Олегович много делает для самодеятельности, — сказала Глафира.
— Когда по делу говоришь, Глафира, я к тебе всегда прислушиваюсь. Но когда о самодеятельности или, допустим, об американском джазе, то лучше помолчи. Ясно?
Глафира улыбнулась. За окном стало совсем темно, луна повисла над занавеской.
Дед Артем хитро прищурился,
— В некотором царстве, — начал он нараспев, — в некотором государстве…
— Послушай, Артемий, — перебила его Глафира, — а нельзя ли попроще?
— Попроще нельзя, — сказал Артемий. — Ты забыла, кого принимаем? Принимаем мы специалистов по фольклору — для них то, что начинается с трезвых дат и фактических сведений, в уши не пролезает. Продолжаю. Значит, в некотором царстве, в некотором государстве жили-поживали добрые крестьяне, землю пахали, горя не знали, подати платили, лен молотили…
Андрюша включил магнитофон, и дед наклонился к нему поближе, чтобы магнитофон чего не пропустил, а сам поглядывал на зеленый дрожащий огонек индикатора, следил за качеством записи.
— Тебе ли фольклор придумывать? — усомнилась Глафира.
— Кто-то должен это делать, — сказал дед. — Не оставлять же на откуп неграмотным бабкам. А ты чего «Телефункен» не купишь?
— Чего? — не понял Андрюша.
— Качество невысокое, — сказал дед.
— Не отвлекайся, — сказала Глафира. — Думаешь, если новая аудитория, на тебя управы нету? Вот велю Кольке рассказывать…
— Нет, Кольке нельзя, — не согласился дед, — он романтик. Он обязательно приврет. Про крепость и индейцев.
— Тогда я сама расскажу.
— Давай, чего мне, я разве возражаю? Ты бригадир, ты здесь исполнительная власть. Давай рассказывай.
— Дело в том, — сказала Глафира, — что дед наш краевед. Он три отпуска в Ленинграде провел в архивах, в музеях. Все наши легенды и сказки научно объяснил, но, разумеется, личная скромность его подводит, да и недостаток образования… — Глафира говорила, ухмыляясь, поглядывала на деда, тот вертелся на стуле: и приятно было слушать, и самому поговорить хотелось.
— Ладно, — сказал дед, — я сам продолжу.
Он обеими руками подвинул к себе кипу бумаг. Бумаги оказались различными — старыми мятыми записками, машинописными страницами, фотокопиями документов, исписанных писарской вязью…
Дед порылся в бумагах, окинул строгим взором притихшую аудиторию и сказал:
— Начнем тем не менее с фольклора.
— Начнем, — сказал Андрюша и вытащил фотокамеру. Вид деда, лорнирующего фольклорную экспедицию, был экзотичен.
— Выдержку побольше сделай, — сказал дед строго. — Тут света маловато. А начнем с чистой сказки. Как звучала она в народе и как ее записал от моей бабушки Пелагеи случайный человек приват-доцент Миллер, добравшийся до наших мест из любознательности, свойственной положительному российскому немцу.
Дед извлек фотокопию журнальной страницы.
— Напечатано в журнале «Любитель Российской старины», номер шесть, декабрь 1887 года, на этом номере журнал прекратил свое существование. Найден мною в библиотеке Пермского института культуры. «Быль то или небылица…» — так моя бабушка начала свой рассказ, типичный запев в наших краях.
— Типичный, — согласилась Элла, — вы совершенно правы.
— «Быль то или небылица, летела птица, несла яицы». Последнее слово отношу на совесть Миллера, бабушка моя никогда так не рифмовала, — сказал дед.
— Это невозможно, — снова согласилась Элла. — Сказительницы всегда берегли русский язык.
— Будем думать, что бабушка здесь обошлась без рифмы, — сказал дед. — Суть в следующем. Вначале идет обычный текст об Иване-дураке, который намерен отыскать лекарство для царевны. Встречает Иван старца.
Теперь слушайте текстуально. «И сказал ему старец: «За лесами, за морями, за высокими горами есть в лесу ключ, а вода в нем живая. Если дашь мертвецу испить, встанет мертвец, коли дашь болезному испить, исцелится болезный, коли дашь калеке испить, плясать пойдет».
— Так и написано?
— Повторяю, в записи немца Миллера. Продолжаю: «И сказал тогда Иван-дурак: «Пошли, царь-батюшка, за живой водой, вылечим мы твою царевну». Сильно разгневался царь-батюшка. «Как, — говорит, — смеешь ты, крестьянский сын, мне указания делать? Возьми, — говорит, — роту солдат и следуй к ключу, найди его, принеси воды и вылечи царевну. Вылечишь, будет тебе царевна в жены и еще полцарства в придачу».
Дед отложил листок, пролорнировал фольклористов и спросил:
— А часто ли Ивану-дураку придают роту солдат?
— Ну, это совершенно нетипично, — сказала Элла Степановна. — Герой в сказке всегда действует один.
— Вот видишь, — сказал дед Артем, — я тоже так рассудил. А ведь должен тебе сказать, что историю эту я слыхал от бабушки хоть и после того, как немец Миллер здесь побывал, но еще когда бабушка была в твердом уме и памяти. Я тогда, конечно, про Миллера не знал, но мне-то бабушка говорила, что ключ живой воды находился в лесу за нашей деревней. Понимаешь, за нашей! Точ-на!
— А он там есть? — спросил Андрюша. — Или бродячий какой, как мельница?
— Вот это я и решил проверить. Тем более что с водой в нашей деревне необычно.
— В каком смысле? — спросила Элла Степановна, инстинктивно отстраняя чашку с чаем, чего никто, кроме Андрюши, не заметил.
— А в том смысле, что она у нас особенная. Чистая, добрая.
— Волосы отмываются, как в шампуне, — сказал Коля.
— Не в этом дело! От нашей воды здоровье улучшается, силы прибывают. Лучше боржоми.
— Ну уж скажешь, — возразила Глафира. — Патриот он у нас, даже писал в Кисловодск, чтобы прислали специалиста.