Царская экспертиза
Шрифт:
— А если во время задержания появятся посторонние лица? Скажем, какие — то путники, казачий наряд или ещё кто — то?
— В этом случае, разумеется, мы ни единым словом не должны обмолвиться о фактической подоплёке, каковую имеет это дело. Мы объясним своё поведение тем, что оказались случайными свидетелями раскопок могильника и потому вмешались. В этом случае нас формально ни в чём нельзя будет обвинить: мы препятствовали противоправным действиям, затрагивавшим интересы широкого круга третьих лиц, то бишь общественные интересы. Упаси вас Бог, Антонин, приплетать сюда своего брата и Александру Егоровну: вы ничего не докажете и лишь всё испортите.
И уже заканчивая
— Завтра в пять часов утра встречаемся возле Покровской церкви. Я буду управлять возком, сядете ко мне. Помните, точность — вежливость потерпевших, а вы в этом деле — потерпевшая сторона. Так что не заставляйте себя ждать.
12
Антонин Максименко ждать себя не заставил. Уже на подъезде к Покровам Шумилов увидел его стоящим по стойке смирно, словно часовой. Обязательность молодого учителя гимназии показалась Алексею Ивановичу добрым знаком. По дороге в Ручейники Шумилов ещё раз тезисно напомнил ему основные нюансы предстоящего дела, которыми ни в коем случае не следовало пренебрегать, а именно: не приближаться к колдуну, не пересекать линию огня пистолета Шумилова, не вмешиваться в разговор. Антонин, вроде бы, всё понял правильно.
Они подъехали к наблюдательному пункту, от которого Шумилов решил «повести» Мартти сегодня. Алексей прекрасно понимал, что нельзя начинать слежку с одного и того же места несколько дней подряд, поскольку такого рода закономерности могут обратить на себя внимание объекта наблюдения. На этот раз Шумилов поставил свой возок на выезде из города, в тени старых яблонь, оставшихся здесь ещё с той поры, когда на южном берегу Дона существовали сады, высаженные солдатами гарнизона крепости Святого Дмитрия Ростовского, предтечи города.
Мартти Хёвинен остался верен себе: не было ещё шести часов утра, как он выкатил за пределы городской черты. Путь его, как и накануне, лежал на юг, через Батайск. В утренний час движение на этом тракте было весьма оживлённым, причём в обоих направлениях, как к Ростову, так и от него. Это обстоятельство сыграло на руку преследователям: их возок легко терялся среди прочих повозок, постоянно пыливших на дороге. Швед в точности повторил давешний маршрут и углубился в те же самые холмы, среди которых находился могильник скота, раскопанный им накануне.
— Далее я пойду впереди пешком, вы же, Антонин, правьте возком, не приближаясь ко мне. Следите за моей жестикуляцией, — распорядился Шумилов. — Как только я подам знак остановиться, вы бросаете вожжи, берёте лопату и догоняете меня. Наш дедушка — колдун обычно копает на противоположной дороге стороне холма, поэтому мы обойдём вершину с разных сторон и возьмём его в «клещи».
Шумилов поспешил вперёд, сжимая одной рукой рукоять револьвера, а другой — отцовскую ногайку. Лёгкий ветерок мягко обвевал лицо, шевелил волосы, ароматный, густой воздух был напоен запахом полыни, единственной травы, без затруднений сносившей июльский зной. Высоко в небе еле различимой точкой нарезал круги арнаут — степной орёл, охотник, живой символ независимости и силы. Покой и приволье!
Поднимаясь на вершину холма, Шумилов сначала припадал к земле ухом, ожидая услышать звук долбящей грунт лопаты, и только после этого аккуратно заглядывал за перекат. Шведа он обнаружил только за третьим холмом: тот уже успел откопать нужного размера яму, порядочно углубившись в землю. На глазах Шумилова он отставил в сторону лопату и перешёл к следующему этапу своих работ. Перед ним стоял мешок, из которого Хёвинен извлёк самый обычный чугунок, в котором варят картошку. Далее
Алексей подал знак Антонину, подзывая его к себе, а сам немного сдал назад, чтобы не выдать раньше времени своего присутствия. Выпрямившись в полный рост, и беззвучно спустившись с вершины вниз, навстречу Антонину, Шумилов прошептал:
— Сейчас самое время, он как раз трупных паразитов собирает. Ты — с той стороны заходи, я с этой…
Они разошлись и, обогнув вершину холма, синхронно выскочили к яме, перед которой сидел Хёвинен. Тот сначала увидел Антонина и быстро выпрямился, причём чугунок с собранными паразитами не задумываясь отбросил в яму. Он немо смотрел на появившегося молодого человека, видимо, не зная, что сказать; Шумилова же в ту минуту он вовсе не видел. Поэтому когда Алексей звонко щёлкнул нагайкой, Хёвинен явственно вздрогнул и отшатнулся.
— Здравствуй, Мартти! — сказал Шумилов. — Я вижу, ты тут могильник с трупами чумных коров разворотил…
И замолчал. Швед тоже молчал, только облизнул губы.
— По — моему, Мартти, ты большая сволочь! — продолжил Шумилов и резко, без замаха, ударил его нагайкой. Сей инструмент был хорош тем, что благодаря короткой ручке и длинному четырёхаршинному кожаному «языку» позволял наносить весьма болезненные удары лишь за счёт движения кисти руки. В отличие от удара обычным хлыстом или плетью, требовавшего для замаха задействовать всю руку, такой удар практически невозможно было предвидеть.
Кожаный «язык» ожёг правое плечо Мартти и тот непроизвольно взвизгнул:
— Почто бьёшь? Ты кто такой?
Речь его была правильной, совершенно без акцента.
— Почему я тебя бью? — удивился Шумилов. — Я тебя сейчас выведу на Кагальницкий тракт и скажу проезжим казачкам, что ты могильник вскрыл. Они тебя не то что нагайкой взгреют — они тебя на куски порвут, шельма! Может, у них спросишь, за что?!
Хёвинен молчал. Что тут можно было сказать? Это была чистая правда.
— А что у тебя в чугунке? — продолжал меж тем Шумилов. — Я так понимаю, ты мокриц собираешь, да? А на что они тебе? Дай подумаю… Ты же из них яд готовишь, правда? Постой, да ты же тот самый Мартти Хёвинен, что потравой на продажу торгует? Я слышал, живёт такая сволочь в Ручейниках. Это же ты и есть, правда? Так тебя же здесь и кончать надо!
И Шумилов вторично ударил шведа нагайкой. Тот взвыл, прямо по — волчьи, неожиданно громко и пугающе.
— Ого, да ты у нас оборотень, ликантроп, мать твою… У нас на Дону таких ликантропов живьём лошадьми топчут! — и Шумилов сделал движение, как бы имитируя новый удар нагайкой. Но Хёвинен уже был научен: он отпрянул, выставив перед собою руки, и запричитал:
— Погоди, погоди! Не бей, не надо! Скажи, что ты хочешь? Ведь ты чего — то же хотешь!
— Я хочу, чтобы ответил на мои вопросы. У меня их несколько. Если ты ответишь, я обещаю, что не сдам тебя властям, и мы разойдёмся, как ни в чём не бывало.