Царская Россия во время мировой войны
Шрифт:
I. Визит президента Республики к императору Николаю
(20–23 июля 1914 г.)
Я покидаю С.-Петербург в десять часов утра на адмиралтейской яхте, чтобы отправиться в Петергоф. Министр иностранных дел Сазонов, русский посол во Франции Извольский и мой военный атташе, генерал Лагиш, сопутствуют мне, так как император пригласил нас всех четверых завтракать на его яхту перед тем, как отправиться навстречу президенту Республики в Кронштадт.
Погода пасмурная. Между плоскими берегами наше судно скользит с большой быстротой к Финскому заливу. Внезапно свежий ветер, дующий с открытого моря, приносит нам проливной дождь, но также внезапно появляется и блистает солнце. Несколько облаков, жемчужно-матового цвета, прорезанные лучами, носятся там и здесь по небу, как шелковые шарфы, испещренные золотом. И ясно освещенное устье Невы развертывает, насколько хватает глаз, свои зеленоватые, тяжелые, подернутые волнами воды, которые заставляют меня вспоминать о венецианских лагунах.
В половине двенадцатого мы останавливаемся в маленькой гавани Петергофа, где «Александрия», любимая яхта императора, стоит под парами.
Николай II, в адмиральской форме, почти тотчас же подъезжает к пристани. Мы пересаживаемся на «Александрию». Завтрак немедленно подан. До прибытия «Франции» в нашем распоряжении по крайней мере час и три четверти. Но император любит засиживаться за завтраком. Между блюдами делают долгие промежутки, во время которых он беседует, куря папиросы. Я занимаю место справа от него, Сазонов слева, а граф Фредерикс, министр Двора, напротив.
После нескольких общих фраз, император выражает мне свое удовольствие по поводу приезда президента Республики.
— Нам надо поговорить серьезно, — говорит он мне. — Я убежден, что по всем вопросам мы сговоримся… Но есть один вопрос, который особенно меня занимает: наше соглашение с Англией. Надо, чтобы мы привели ее к вступлению в наш союз. Это был бы залог мира.
— Да, государь, тройственное согласие не может считать себя слишком сильным, если хочет охранить мир.
— Мне говорили, что вы лично обеспокоены намерениями Германии?
Намекает ли он на обстоятельства моего последнего пребывания во Франции, на мое требование отставки? Я не знаю.
— Обеспокоен? Да, государь, я обеспокоен, хотя у меня нет теперь никакой определенной причины предсказывать немедленную войну. Но император Вильгельм и его правительство допустили создаться в Германии такому состоянию духа, что, если возникнет какой-нибудь спор в Марокко, на Востоке, безразлично где, они не смогут более ни отступить, ни мириться. Какой бы то ни было ценой, им будет необходим успех. И чтобы его получить, они бросятся в авантюру.
Император на минуту задумывается:
— Я не могу поверить, чтобы император Вильгельм желал войны… Если бы вы его знали, как я. Если бы знали, сколько шарлатанства в его позах…
— Возможно, что я, в сущности, приписываю слишком много чести императору Вильгельму, когда
Император остается безмолвным, пускает несколько колец дыма из своей папироски; затем, решительным тоном продолжает:
— Тем более важно, чтобы мы могли расчитывать на англичан в случае кризиса. Германия не осмелится никогда напасть на объединенную Россию, Францию и Англию, иначе, как если совершенно потеряет рассудок.
Едва подан кофе, как дают сигналы о прибытии французской эскадры. Император заставляет меня подняться с ним на мостик. Зрелище величественное. В дрожащем серебристом свете на бирюзовых и изумрудных волнах «Франция» медленно подвигается вперед, оставляя длинную струю за кормой, затем величественно останавливается. Грозный броненосец, который привозит главу французского правительства, красноречиво оправдывает свое название: это действительно Франция идет к России. Я чувствую, как бьется мое сердце.
В продолжение нескольких минут рейд оглашается громким шумом: выстрелы из пушек эскадры и сухопутных батарей, ура судовых команд, марсельеза в ответ на русский гимн, восклицания тысяч зрителей, приплывших из Петербурга на яхтах и лодках и т. д.
Президент республики подплывает, наконец, к «Александрии», император встречает его у трапа. Как только представления окончены, императорская яхта поворачивается носом к Петергофу.
Сидя на корме, император и президент тотчас же вступают в беседу, я сказал бы скорее — в переговоры, так как видно, что они говорят о делах, что они взаимно друг друга спрашивают, что они спорят. По-видимому, Пуанкаре направляет разговор. Вскоре говорит он один. Император только соглашается; но все его лицо свидельствует о том, что он искренно одобряет, что он чувствует себя в атмосфере доверия и симпатии.
Но вскоре мы приплываем в Петергоф. Сквозь великолепный парк и бьющие фонтаны воды, любимое жилище Екатерины II показывается на верху длинной террасы, с которой величественно ниспадает пенящийся водопад.
Наши экипажи скорой рысью поднимаются по аллее, которая ведет к главному подъезду дворца. При всяком повороте открываются далекие виды, украшенные статуями, фонтанами или балюстрадами. Несмотря на всю искусственность обстановки, здесь, при ласкающем дневном свете, вдыхаешь живой и очаровательный аромат Версаля.
В половине восьмого начинается торжественный обед в зале императрицы Елизаветы. По пышности мундиров, по роскоши туалетов, по богатству ливрей, по пышности убранства, общему выражению блеска и могущества, зрелище так великолепно, что ни один двор в мире не мог бы с ним сравниться. Я надолго сохраню в глазах ослепительную лучистость драгоценных камней, рассыпанных на женских плечах. Это — фантастический поток алмазов, жемчуга, рубинов, сапфиров, изумрудов, топазов, бериллов, поток света и огня.