Шрифт:
Annotation
События моего романа, если сравнивать его с земной историей, приходится на раннее средневековье. В его мире есть три противоположных центра притяжения. Три совершенно разных мировоззрения, три центра, которые еще даже не знают друг о друге, но рано или поздно столкнутся в борьбе за власть. Еще одна особенность, это множество сюжетных линий. Десятки героев, судьбы которых переплетаются между собой. Действующие лица, использующие в свое борьбе не только железо, но и колдовство. Потусторонний мир очень близок и не брезгует вмешивается в судьбы земных героев. Эпическое фэнтези всегда опирается на собственный яркий, придуманный мир. Если это не космический эпос, то чаще всего фундаментом этого мира служит западноевропейское средневековье. Задумывая свой роман, я решил отказаться от этой распространенной практики. Мир, в котором живут герои моей книги, стоит на совсем другом фундаменте. Три его краеугольных камня: византийская
Емельянов Дмитрий Анатолиевич
Глава 1. Иоанн
Глава 2. Братство
Глава 3. Акциний Наксос
Глава 4. Лука
Емельянов Дмитрий Анатолиевич
Царская руна
Глава 1. Иоанн
Неповоротливая повозка в окружении вооруженных всадников с огромным трудом ползла по дороге к перевалу. Пешие слуги, упершись босыми пятками в каменистую землю, изо всех сил помогали четверке лошадей втащить колымагу наверх. Последние шаги давались особенно нелегко, люди и животные выжимали из себя последние силы. Но вот, наконец, повозка выползла на перевал и лошади, невзирая на щелканье кнута, остановились в изнеможении, а люди попадали на землю у колес, которые они только что толкали.
Деревянная дверь кареты, отделанная позолоченной резьбой, резко распахнулась, и на дорогу спрыгнул высокий моложавый мужчина. Длинные, давно не мытые волосы черными паклями обрамляли худое лицо с породистым орлиным носом. Одежда, несмотря на грязь и засаленность от долгого путешествия, все еще выглядела очень дорогой и подчеркивала высокий статус путешественника. Он сделал несколько неуверенных шагов, разминая затекшие ноги, а затем решительно зашагал к краю дороги. Там, за густыми деревьями, чувствовалась еще не видимая бездна ущелья. Вслед за ним из кареты с кряхтением вывалился толстый, практически лысый коротышка и, поправляя на ходу сбившийся мятый талар, поплелся следом.
Командир всадников поднял руку в кольчужной перчатке, останавливая конвой. Задержав на мгновение взгляд на долговязой фигуре, взбирающейся на край обрыва, он перекинул ногу через седло и соскользнул на землю. Бросив поводья подбежавшему слуге, комит с неохотой двинулся вслед своим подопечным, остановившимся на самом краю обрыва. Лука Велий тянул солдатскую лямку с самого детства и честно дослужился до чина комита схолы, расплатившись за него десятком шрамов по всему телу. Многие из них, если бы не его звериное чутье, наверняка стоили бы ему жизни, но милость богов хранила и вела Велия от зеленого юнца до матерого волкодава. Честная служба на границе империи приносит много проблем и мало денег, а маленькие гарнизоны в забытых богом песках или на продуваемых всеми ветрами перевалах навевают лишь тоску и безысходность. Поэтому, когда пять лет назад двоюродный дядя Эстерий Велий, служащий писарем в имперской канцелярии, предложил ему место сотника охраны Иоанна, он тут же согласился. Поскольку дядюшка старался не бесплатно, он собрал все, что удалось скопить за годы службы и, не мешкая отправился в столицу, бросив опостылевший ему пыльный городишко на границе с Сардией.
Цезарь провинции Северия, троюродный племянник императора Константина II Иоанн Страви, считался при столичном дворе немного не от мира сего. Да и кто будет воспринимать серьезно человека, променявшего пышность дворцовых приемов и азарт императорской охоты на пыль и убогость архивных подвалов. Никто, кроме великого логофета императорской канцелярии всемогущего Варсания Сцинариона. По его приказу Иоанна вытащили из библиотеки, причесали, приодели и отправили от греха подальше наместником в далёкую Северию. Авось когда-нибудь пригодится, царская кровь все-таки. Для двора отъезд племянника прошел так же незаметно, как и вся его предыдущая жизнь, а те, кто что-то слышал, понимали, что назначение Иоанна цезарем крошечной горной провинции всего лишь почетная, но малодоходная ссылка. Совсем другое дело Лука Велий, для него, выходца из когда-то родовитой, но давно обедневшей семьи, уже было большой удачей командовать гвардейской схолой племянника императора. Теперь же, в свои неполные сорок лет, вместе с титулом комита кавалерийской сотни охраны цезаря, он получал должность стратилата всех вооруженных сил провинции.
Комит быстро догнал пыхтящего сановника и помог тому взобраться на каменную гряду, как широкий парапет окаймляющую площадку перевала. По тому, как почтительно он это сделал, было заметно, что бравый вояка если и не побаивается, то уж точно уважает этого несуразного толстяка с маленькими поросячьими глазками на жирном лице. И было из-за чего, ведь патрикий Прокопий Авл был не только логофетом двора, ближайшим другом и наставником цезаря Иоанна, но также его глазами и ушами.
Они подошли к стоящему к ним спиной Иоанну. Перед ними открывался вид на узкую долину с голубой извилистой лентой реки, сжатой с обеих сторон скалистыми горами. С десяток деревень по склонам долины уже догорали и чернели мрачными пепелищами. Единственная дорога, тянущаяся вдоль реки, забитая войсками и обозом, упиралась в огромный табор военного лагеря. Этот многотысячный бурлящий людской муравейник с трех сторон окружал стены города, каменной преградой вставшие между захватчиками и добычей. Древний город Ур, выдержавший за свою историю немало осад, уверенно смотрел бойницами своих мощных башен на очередную орду завоевателей. Кварталы города лепились к склону горы и ползли по нему вверх, замыкаясь на грозную цитадель царского дворца. Город, словно грозный страж, закрывал собой восточный выход, запирая императорскую армию в долине. Отсюда, с заоблачной высоты, лагерь осаждающей армии выглядел гигантским, бесформенным серо-бурым пятном, растекшимся вокруг городского рва. В этом царстве хаоса тысяч шатров и всевозможных повозок союзной конницы и ополчения, ровным белым прямоугольником выделялись лишь стройные ряды палаток имперской пехоты, окруженные рвом и невысоким частоколом.
Шумно дыша, тучный патрикий подергал носом, принюхиваясь в сторону тянущихся к небу черных полос дыма на противоположном конце долины:
– Армия потрудилась на славу, гарью воняет даже здесь.
Лука Велий неприметно поморщился, как всякого военного, его раздражала лицемерная щепетильность гражданских шпаков.
Иоанн, не обратив внимания на слова логофета, обернулся к комиту.
– Почему эти люди сопротивляются? Сардийская армия разбита. Царь Хозрой с теми, кто еще ему верен, бежит на восток. Помощи ждать неоткуда. Надежды нет. Что это, героизм отчаяния?
– Горцы, мой цезарь.
– Лука пожал плечами.
– Когда-то они с такой же тупой одержимостью сопротивлялись сардам, а потом, приняв их, остаются верны им до конца. Они как дети: либо враги, либо друзья, середины для них не существует.
– Значит, город ждет штурм, грабеж и резня.
– Иоанн скривился.
– Грабеж и резня ждали город в любом случае - вмешался Прокопий.
– После тяжелой битвы армия ждет заслуженной награды, и горожане это отлично понимают.
– Боюсь, эту награду получить будет ой как нелегко.
– Велий иронично усмехнулся, - И цена будет очень высокая. Я прослужил здесь, на границе, много лет и знаю этих гребаных горцев. Все жители, включая женщин и детей, будут биться до последнего.
– Я думаю, император не будет рисковать своей армией, посылая ее на штурм.
– Патрикий поежился от пронизывающего ветра.
– Город возьмут в осаду, а голод и жажда сделают остальное.
– И сколько мы здесь, тогда проторчим?
– Иоанн вопросительно посмотрел на комита.
– Неделю, месяц...?
– Я думаю намного больше. Горожане наверняка подготовились, а вот подготовилась ли армия?
– Лука прищурившись, смотрел на город.
– Время - единственный союзник и надежда осажденных. Удача- дама капризная. Посмотрите на долину, она как каменный мешок, стоит лишь кому-нибудь занять этот перевал, и все мгновенно поменяется, императорская армия сама окажется в западне.
– Велий, если ты хочешь, чтобы твоя мать вновь увидела своего сына живым, то ему надо поменьше болтать. Хочу кое-кому напомнить, сомневаться в правильности решений Базилевса - есть государственная измена.
– На лице Логофета по-прежнему висела ироничная улыбка, но маленькие глазки отдавали таким беспощадным холодом, что комит тут же заткнулся и отступил на шаг назад.
Грохоча сплошными деревянными колесами, карета аккуратно спускалась в долину. Безжалостная тряска вновь продолжила выбивать жизнь из тела Прокопия, он обложился горой подушек, но ничего не помогало. Охая и проклиная весь мир на каждом. ухабе, патрикий с завистью поглядывал на своего воспитанника, Иоанн сидел на голой доске сидения так, как будто это кресло в его гостиной.