Царские деньги. Доходы и расходы Дома Романовых

Зимин Игорь Викторович

Яков Юровский в своей знаменитой «Записке» упомянул, что после того, как стихли выстрелы, расстрелыцики обнаружили, что жив Алексей, три великие княжны, Боткин и Демидова. Тогда же Юровский упомянул и про пули наганов, которые «отскакивали от чего-то рикошетом и как град прыгали по комнате. Когда одну из девиц пытались доколоть штыком, то штык не мог пробить корсаж».

После того как выстрелы стихли и раненые были добиты либо контрольными выстрелами, либо ударами штыков, началось стихийное мародерство. Один из расстрелыциков, Михаил Медведев, обратил внимание, что «в комнате во время укладки красноармейцы снимают с трупов кольца, брошки и прячут их в карманы».⁹³³ Это мародерство моментально пресек комендант Я. Юровский, который предложил расстрельной команде добровольно сдать ценности, или он начнет обыск и немедленно расстреляет тех, у кого эти ценности будут обнаружены. Юровский вспоминал⁹³⁴: «Тут начались кражи: пришлось поставить надежных товарищей для охраны трупов, пока продолжалась переноска (трупы выносили по одному). Под угрозой расстрела все похищенное было возвращено (золотые часы, портсигар с бриллиантами и т. п.)». Позже один из охранников показал на допросе: «Когда всех расстреляли, Андрей Стрекотин, как он мне это сам говорил, снял с них все драгоценности. Их тут же отобрал Юровский и унес наверх».⁹³⁵ Другой участник расстрела показал: «Со всех членов Царской Семьи, у кого были на руках, сняли, когда они были еще в комнате, кольца, браслеты и двое золотых часов. Вещи эти тут же передали коменданту Юровскому. Сколько было снято с умерших колец и браслетов, он не знает».⁹³⁶

Снятые с убитых ценности отнесли в комнату коменданта. По воспоминаниям того же чекиста М. Медведева: «На столе в минуту вырастает горка вещей, бриллиантовые брошки, жемчужные ожерелья, обручальные кольца, алмазные булавки, золотые карманные часы Никола II и доктора Боткина и другие предметы».⁹³⁷

После того как расстрелянных (11 чел.) погрузили в грузовик и повезли за город, для того чтобы избавиться от трупов, в комнатах Романовых в Ипатьевском доме начался обыск. В ходе обыска были обнаружены значительные ценности. Их сразу же начали сортировать. По воспоминаниям Алексея Кобанова (1965 г.): «Когда закончилась погрузка на машины трупов казненных, я слез с чердака и вошел в помещение, ранее занимаемое Николаем и его семьей. Там студент Горного института, состоящий в штате охраны, сортирует драгоценные камни Николая. Простые самоцветы он клал в одно место, а драгоценные – в другое. На студенте был подпоясан бархатный пояс одной из дочерей Николая. Я сказал, что все пояса дочерей Николая необходимо распороть и хорошенько проверить их содержимое. Когда были распороты эти пояса, то оказалось, что расположенные во всю их длину обшитые бархатом пуговицы были не пуговицы, а крупные бриллианты. Распоротые сзади банты также были заполнены крупными бриллиантами».⁹³⁸

Позже рассортированные камни и другие ценности перенесли в комнату коменданта и там их разложили по столам. Судя по показаниям, собранным Н.А. Соколовым: «На столе комендантской лежало много разных драгоценностей. Были тут и камни, и серьги, и булавки с камнями, и бусы. Много было украшений. Частью они лежали в шкатулочках. Шкатулочки были все вскрыты».⁹³⁹ Приведенные показания подтвердили и другие подследственные: «На всех бывших в комендантской комнате столах были разложены груды золотых и серебряных вещей. Тут же лежали и драгоценности, отобранные у Царской семьи перед расстрелом, и бывшие на них золотые вещи – браслеты, кольца, часы».⁹⁴⁰ Спустя двое суток эти драгоценности уложили в два сундучка, принесенных из каретника.

Что касается ценностей, которые были на убитых, то часть из них сняли с тел сразу же после расстрела. Так, Юровский изъял у мародеров золотые часы Николая II и лейб-медика Е.С. Боткина.

Ценности же, зашитые в корсеты убитых великих княжон, обнаружил Юровский по дороге в лес.

Кстати говоря, по первоначальному плану Я. Юровский должен был «только» расстрелять Романовых, а хоронить тела должны были другие люди. Однако обнаружив сразу же после расстрела значительные ценности, Юровский принял решение «курировать» весь ход операции до конца.

Ценности на телах погибших Юровским обнаружил случайно. По его воспоминаниям 1934 г., дело обстояло следующим образом: «Еще, кажется, версты через 3–4 мы застряли с грузовиком среди двух деревьев. Тут некоторые из людей Ермакова на остановке стати растягивать кофточки девиц, и снова обнаружилось, что имеются ценности и что их начинают присваивать. Тогда я распорядился приставить людей, чтоб никого к грузовику не подпускать». По другой версии его же воспоминаний, также 1934 г.: «Когда мы застряли и остановились, я пошел посмотреть и обнаружил у одной из дочерей одет лиф – панцирь с брильянтами. Конечно, тут никакие пули ничего сделать не могли. Четыре из них были буквально в брильянтовых панцирях… Ценности есть, бросить все это нельзя…».

Хотя мы и предполагали оставить в стороне политическую составляющую трагедии 1918 г., однако, когда представляешь себе эти многократно простреленные тела, наваленные друг на друга и, одновременно, любопытствующих деревенских парней, которые, воспользовавшись остановкой, «стали растягивать кофточки девиц»… становится не по себе…

Так или иначе, по дороге к шахте ценности на телах обнаружили. Это еще более укрепило фанатика Юровского в правильности его решения. После того как тела были доставлены к шахте, Я. Юровский распорядился «загружать трупы, снимать платье, чтобы сжечь его, то есть на случай уничтожить вещи все без остатка и тем как бы убрать лишние наводящие доказательства, если трупы почему-либо будут обнаружены. Велел разложить костры, когда стали раздевать, то обнаружилось, что на дочерях и Александре Федоровне, на последней я точно не помню, что было, тоже как на дочерях или просто зашитые вещи. На дочерях же были лифы, так хорошо сделаны из сплошных бриллиантовых и др[угих] ценных камней, представлявших из себя не только вместилища для ценностей, но и вместе с тем и защитные панцири. Вот почему ни пули, ни штык не давали результатов при стрельбе и ударах штыка. В этих их предсмертных муках, кстати сказать, кроме их самих, никто не повинен. Ценностей этих оказалось всего около полупуда. Жадность была так велика, что на Александре Федоровне, между прочим, был просто огромный кусок круглой золотой проволоки, загнутой в виде браслета, весом около фунта. Ценности все были тут же выпороты, чтобы не таскать с собой окровавленное тряпье. Те части ценностей, которые белые при раскопках обнаружили, относились, несомненно, к зашитым отдельно вещам и при сжигании остались в золе костров. Несколько бриллиантов мне на следующий день передали товарищи, нашедшие их там. Как они не досмотрели за другими остатками ценностей. Времени у них для этого было достаточно. Вероятнее всего, просто не догадались. Надо, между прочим, думать, что кой-какие ценности возвращаются нам через Торгсин, так как, вероятно, их там подбирали после нашего отъезда крестьяне дер[евни] Коптяки. Ценности собрали, вещи сожгли, а трупы, совершенно голые, побросали в шахту».

В другом варианте воспоминаний Юровский уточняет, что на выпарывание зашитых ценностей он и его «соратники» потратили 2–3 часа. «Все драгоценности, которые были сняты и выпороты, мы складывали в солдатскую сумку».⁹⁴¹ Во время этой «процедуры», охранники вновь начали мародерствовать: «Сейчас же начали очищать карманы – пришлось тут же пригрозить расстрелом и поставить часовых. Тут обнаружилось, что на Татьяне, Ольге и Анастасии были надеты какие-то особые корсеты… Когда стали раздевать одну из девиц, увидели корсет, местами разорванный пулями, – в отверстии видны были бриллианты.⁹⁴² У публики явно разгорелись глаза. Ком[ендант] решил сейчас же распустить всю артель, оставив на охране несколько верховых и 5 человек команды. Остальные разъехались. Команда приступила к раздеванию и сжиганию. На Александре Ф[едоровне] оказался целый жемчужный пояс, сделанный из нескольких ожерелий, зашитых в полотно. На шее у каждой из девиц оказался портрет Распутина с текстом его молитвы, зашитый в ладанку. Бриллианты тут же выпарывались. Их набралось (т. е. бриллиантовых вещей) около '/, пуда. Это было похоронено на Алапаевском заводе, в одном из домиков в подполье; в 19 г[оду] откопано и привезено в Москву. Сложив все ценное в сумки, остальное найденное на трупах сожгли, а сами трупы опустили в шахту. При этом кое-что из ценных вещей (чья-то брошь, вставленная] челюсть Боткина) было обронено…».

Примечательно, что по воспоминаниям того же Юровского, он, работая в Гохране, несколько лет спустя столкнулся с этими драгоценностями «на крови»: «Позже, когда я работал по охране ценностей, разбирал ценности, нашел жемчужное ожерелье, которое стоило 1600 рублей». Здесь Юровский имел в виду, что он нашел жемчужное ожерелье императрицы Александры Федоровны.

Поскольку расстрелыцики были к этому не готовы и происходило все на рассвете, в лесу, да и моральное состояние многих из расстрелыциков, должных расчленять тела молодых девушек, было «нестабильным», то многие из драгоценных вещей, собранных из залитых кровью платьев, были затоптаны в землю. Что-то пропустили и бросили вместе с окровавленной одеждой в костер. Все это собрали белые во время следственных действий летом 1918–1919 гг.

Когда Я. Юровский вернулся в Екатеринбург с солдатским вещевым мешком, набитым драгоценностями (порядка 8 кг), он направился в дом Ипатьева, в том числе и для того, чтобы привести драгоценности «в порядок». По воспоминаниям (1965 г.) помощника Юровского, Григория Никулина: «И только во второй половине дня приехал, значит, Юровский в Ипатьевский дом и привез, значит, такой, вот (ворох), этих самых предметов… Сели мы – я, Кабанов, Юровский – и начали мы промывать. Значит, они были испачканы кровью. Промыли их».⁹⁴³

О том, что это были за драгоценности, какова их ориентировочная стоимость, мы можем предполагать, отталкиваясь от списков этих драгоценностей «на крови», которые были добросовестно сданы Юровским в Москве в августе 1918 г. Мы можем также уверенно предполагать, что эти ценности (отмытые и оттертые), как и многое другое, выставлялось на продажу на аукционах в Лондоне, Вене, Париже в конце 1920-х гг. Любопытно, что один из расстрелыциков (Исая Родзинский) сравнивает екатеринбургские ценности с «алмазным фондом», который он, как старый большевик, лицезрел еще до его официального открытия в 1967 г.