Царский духовник
Шрифт:
— Смотри и кайся, кайся с сокрушением! — повторял Сильвестр.
Все прошлое стало, как в калейдоскопе, появляться в воспаленном мозгу царя.
Образы казненных бояр и земских людей выплывали перед ним, точно из тумана, и снова скрывались,
Они с укором глядели на Иоанна, виня его за свою смерть…
Настроение царя передалось и Сильвестру, он точно сам видел эти вопившие тени, во власти которых был царь, и неоднократно повторял ему:
— Покайся, государь, пока есть время. Творец милосерд, Он простит
Иоанн каялся, слезы градом текли из его глаз. Судорожно обхватив полу рясы Сильвестра, он, дрожа всем телом, повторял:
— Боже, милостив буде мне, грешному!
Но видения не исчезали, длинною вереницею они неслись пред глазами царя.
— Покайся, государь, не закрывай очей на духовную твою скверну! — твердит священник.
Иоанн, все больше и больше охваченный галлюцинациями, громко вскрикнул:
— Каюсь! Помилуй меня, Господи!
И как пласт, без памяти свалился на пол.
Вздрогнул и суровый духовник, торопливо наклонился он к упавшему государю, поднял его на руки и положил на широкую лавку.
Крик царя, видимо, был услышан, в дверь нерешительно постучали.
— Повели войти, великий государь? — послышался голос Адашева.
Сильвестр вместо ответа подошел к двери и широко распахнул ее. Горница осветилась свечой, которую держал в руке отрок, сопровождавший Адашева.
— Как тут темно, — прошептал постельничий, оглядываясь и нигде не видя царя.
— Государю занедужилось, — тихо объяснил Сильвестр, — я уложил его на лавку.
Адашев, изумленный его объяснением, перешагнул порог; из полуотворенного окна дунул ветер, чуть было не задувший свечу.
— Послать за врачом? — тихо спросил Алексей священника.
— Бог милостив, и без него оправится государь, — успокоил его Сильвестр. — Творец небесный пошлет ему исцеление и духа и тела. Уверен, что с сегодняшней ночи У Руси будет великий, достойный ее властитель!
— Дай Бог, чтобы слова твои сбылись воочию, — благоговейно прошептал Адашев и перекрестился.
Лежавший на лавке Иоанн тихо простонал. Алексей бросился к нему.
— Отходит недуг! Полегчало! — прошептал он радостно.
— Уложи его в постель, а я уйду, — сказал Сильвестр и неслышно вышел из царской опочивальни.
XVIII
Сразу переменился молодой царь после этой грозной ночи, отстал от разгульной жизни, прекратил свои жестокие потехи и сблизился с любящей его Анастасией.
Громадное влияние на Иоанна стали иметь Сильвестр и Адашев, он верил им больше, чем кому другому из своих приближенных, советовался во всех государственных делах только с ними и с владыкой Макарием.
Иоанн видел ясно, что новые советники не ведут его ни к чему дурному, а напротив, все советы их приносили видимую пользу, сближали царя с народом. Недавно еще имя жестокого властителя было пугалом для московского люда, теперь же обаяние царской власти чувствовалось все больше и больше.
Это сознавал и сам молодой царь.
— Нельзя ни описать, ни языком человеческим пересказать всего того, что я сделал дурного по грехам молодости моей! — каялся он своему новому духовному отцу, священнику Благовещенского собора Сильвестру. — Господь наказывал меня за грехи то потопом, то мором, и я все не каялся, только теперь смирился дух мой, когда Господь послал великие пожары, да ты, отче, открыл мне глаза на мои великие прегрешения.
Внимательно слушал молодого властителя Сильвестр. Он глубоко знал натуру человеческую и не прерывал царя, желая дать ему высказаться вполне, вылить свою душу в покаянном вопле.
— Вошел страх в душу мою и трепет в кости мои…
— Кайся, государь, покаяние очищает душу, подает ей успокоение! Точно вновь рожденная, она приближается к Вседержителю! — утешал его Сильвестр.
— Отче, вина моя велика, но не моя одна — и бояр моих, что ближними были. Показывали они, что доброхотствуют мне, а на самом деле доискивались самовластия, и возрастал я в небрежении, без наставлений, навык злокозненным обычаям боярским и с той поры сколь согрешил я перед Господом!
— Все простится тебе, государь, по малолетству твоему наветам злым ты следовал, теперь только береги свою младую душу, не скверни свой ум от злодейских ухищрений людей недобрых. Послал тебе Творец доброго ангела, супругу твою царицу-матушку Анастасию, ее люби и слушайся.
— Последую твоему совету, честной отче. Будь ты сам мне помощник и любви поборник, знаю, что ты добрых дел и любви желатель! Помолись за меня!
— Денно и нощно возношу за тебя молитву, великий государь. Это мой долг.
— Отче честной, научи меня, как блюсти жизнь во Христе, укажи, как поступать нужно? — молил Иоанн своего нового духовника.
— Книжицу малую тебе напишу я, государь. Все в ней упомяну, все укажу, что делать нужно.
— Напиши, отче, уклад семейной жизни, по ней пусть каждый свою жизнь правит, от соблазна блюдет. Не медли, отче Сильвестр, — заторопил неожиданно священника царь.
— Весь досуг на сие писание потреблю, сына Анфима переписывать засажу.
— Ничего не забудь в писании своем, все упомяни.
— Весь денной распредел выпишу, «до обуща и спанья», — подтвердил новгородец.
Этим согласием он положил начало знаменитому «Домострою», по которому долго потом жила вся допетровская Русь.
XIX
Во время последнего пожара сгорел и домик Сильвестра. Матушка попадья еле успела кое-что с Анфимом и со стряпкой из домовых вещей да из мужниных книг повытаскать, а книги ценились в те времена чрезвычайно дорого, много добра пропало в огне.